Крутое время

А впереди двигались ненавистные попутчики: толстошеий, черный от солнца и ветра, грузный казак без устали бил пятками по брюху рыжего коня, привыкшего к мягким кебисам своего бывшего хозяина Кадеса. Словно торопясь доставить визгливого подхорунжего поскорее до места, не отставала от рыжего и сивая кобыла Хакима, Остальные кони шли подпрыгивающей волчьей рысью, в такт рыси хлюпали в седлах солдаты и маячили на сером осеннем небе их островерхие шапки…

«О создатель! Сколько унижения ты мне уготовил?! — шептал Хаким. — За что ты меня так караешь? О святые духи! О хранители небесные, неужели я обречен на смерть?»

Вдруг он встрепенулся, увидев, как со склона горы падучей звездой наперерез мчался одинокий всадник.

Вначале Хаким подумал, что это охотник травит лису — полы просторного чекменя развевались по ветру, сам всадник низко-низко приник к гриве коня. Конь летел, распластавшись над землей, диким наметом, осатанело, а всадник торопил его вдобавок.

Возможно, он не замечал, что мчался навстречу солдатам. Остроглазый Хаким узнал его издали. «Аманкул. Это его привычка, прижавшись к шее коня, скакать во весь дух. Но почему он хочет опередить нас? Или он узнал, что я в беде? А может быть, что-нибудь случилось?»

Безумно мчавшийся Аманкул только сейчас увидел вооруженных верховых, да к тому же еще казаков. Он тут же круто осадил коня и застыл, воровато оглядываясь по сторонам, точно загнанный заяц.

— Что этому киргизу нужно? — крикнул, остановив коня, подхорунжий.

Остробородый взглянул на Хакима — дескать, узнай!

Хаким повернул коня, но Аманкул метнулся прочь.

— Стой! Аманкул, стой! — закричал Хаким, ударив вороного камчой. — Это я, Хаким!

Аманкул, не веря своим ушам, придержал коня и удивленно оглянулся.

— Меня угоняют, Аманкул… — вырвалось у Хакима.

— Я слышал: солдаты идут. Всех коней, говорят, забирают. Вот я и скачу по аулам предупредить.

Хаким, не расспрашивая больше, резко повернул коня и помчался к казакам, нещадно колотя вороного.

— Враг!.. Враг идет! Красные!.. — не жалея глотки, завопил Хаким. — Целый полк забрал за горой табун лошадей! Господин подхорунжий, красные!.

Хаким, торопя коня камчой и поводом, помчался из последних сил, стараясь вырваться вперед.

Перепуганные казаки обезумело понеслись вслед за Ха-кимом. Визгливый подхорунжий на сивой кобыле вскоре опередил всех. Любимая кобыла Хакима, хотя не отличалась выносливостью, но на коротком расстоянии ее трудно было обогнать. Кобыла пулей летела впереди встревоженных дезертиров. Чернявый казак на рыжем коне Кадеса не хотел отставать и ошалело молотил каблуками. По дороге гулкой дробью застучали копыта пятнадцати коней.

Аманкул, точно пугало, застыл на месте от изумления. Что они понеслись, будто бешеные? Чего это Хаким орет? Ничего не понятно.

Казаки стали по-одному опережать Хакима. Десятый… Одиннадцатый… Четырнадцатый… Хаким чуть придержал коня и, увидев, что позади уже никого нет, быстро повернул и поскакал обратно к Аманкулу.

Остробородый русский, заметив, что Хаким помчался обратно, тоже повернул коня. Казаки скакали, не оборачиваясь.

Неожиданно прогремел выстрел. Хаким припал к гриве коня, подумав, что стреляют в него. Пуля просвистела высоко. Стрелял остробородый, неотступно следовавший за

Хакимом. Услышав выстрел, казаки оглянулись. На горе, на самой верхушке, сбился большой табун. Он показался дезертирам отрядом красных, а на самом деле это пасся табун Аманкула. Казаки понеслись, как отара овец, преследуемая волком, к темневшей впереди балке Ащи.

Неожиданный выстрел насмерть напугал Аманкула, однако табунщик тут же решил, что пуля сначала настигнет Хакима, а потом его. Увидев, что Хаким уже совсем близко. Аманкул огрел коня камчой и через минуту вырвался вперед на расстояние полета пули.

— Ойбай, русский догоняет, ойбай! — завопил табунщик.

Измученный долгим походом, вороной Хакима скакал тяжело и устало храпел. «Больше не стреляет, видать, шашкой зарубить решил, — подумал Хаким. — Казаки всегда шашкой орудуют. О духи предков, поддержите!»

В гору вороной поднялся резво, но на спуске вместо то го, чтобы мчаться наметом, пошел пугливо, то' и дело приседая. Не помогали ни камча, ни узда, ни удары каблуков Хаким со страхом понял, что ему не уйти от погони. Он начал кричать и махать Аманкулу, надеясь взять у него копя, но Аманкул ускакал далеко. Хаким стал махать шапкой, но табунщик не видел. Он доскакал до одного косяка, пригнал его ко второму. Стригунки и кони-трехлетки, взмахивая хвостами, заплясали впереди косяков. Вскоре весь табун всколыхнулся и понесся, оглушая пригорье гулким топотом.

«Неужели конец?»— лихорадочно подумал Хаким.

II