– Она стояла в халате около проигрывателя и меняла пластинку. Это был не магнитофон, не лазерник, а такой проигрыватель для старых пластинок с колонками. У нас дома тоже такой был, но сломался, а здесь остался. Она поставила музыку – это было танго, я потом узнал, что оно называется «Champagne splаsh», «Брызги шампанского», – и начала танцевать. Ну, не танго, конечно, а просто двигаться под музыку. Так красиво… Свет не горел, но в окно светило заходящее солнце – это же было где-то полдесятого вечера, середина июня, а ее окно выходило точно на этот поздний закат, и оно как-то было все вместе: и музыка, и солнце, и ее движения… Она танцевала, а потом начала медленно снимать халат. Я тогда слово такое знал, конечно, – «стриптиз», но никогда его не видел. А тут понял, что она не просто так раздевается, а танцует стриптиз. Она его так долго снимала, этот свой маленький халатик… я чуть не умер, потому что никак не мог понять, у нее под халатом что-то есть или нет ничего. Я шагнул немножко в сторону, вижу – она, оказывается, перед зеркалом танцует и смотрит на себя. У них стояло такое огромное зеркало, старое, в красивой раме, то есть она, рама, наверное, была красивая, но теперь как-то облупилась, облезла, а все равно это было необыкновенное зеркало. И я увидел, что у нее под халатом лифчик и трусики. Она наконец-то сняла халат, а потом начала лифчик снимать. Я думал, умру, пока она сняла его… Я уже не мог на месте стоять, совсем влез в комнату. И вдруг она меня увидела в зеркале… И замерла ко мне спиной, прижав руки к груди. А я смотрел на ее спину, на трусики, которые были такими узкими, что я видел ямочки пониже поясницы. Она смотрела на меня, а я на нее – в зеркало. Потом я подошел и встал сзади нее на колени и поцеловал эти ямочки. Тогда она так тихонько засмеялась и ко мне повернулась. И взяла меня за волосы. И ерошила их, пока я ее целовал и раздевал, и все время меня дергала за волосы…
– А потом?
– Я ничего не помню, только как она мне все время говорила: «Тише, тише, радость моя…» Наверное, я орал как сумасшедший. И еще музыка играла все время… танго, танго, танго. Это всё было со мной в первый раз, это было так… больно, страшно, невыносимо.
– Невыносимо – в каком смысле?
– Во всех. Я думал, у меня сердце от счастья разорвется. Из этих всех ощущений я точно помню: сердце почти разорвалось. Потом оно вдруг раз – и остановилось. И я отключился. То ли уснул, то ли сознание потерял.
Очнулся или проснулся – лежу там же, на коврике в комнате. Под головой подушка, сверху одеяло. Моя одежда на стуле… а я не помню, как раздевался. Ее нет. Но я знал, что у них спальня на втором этаже, в мансарде. Наверное, она туда поднялась, там спит.
Я не знал, что мне делать. Посмотрел в зеркало… и как будто увидел, как она там танцует! Меня опять в жар бросило. Хотел пойти к ней, но испугался. И вдобавок вдруг вспомнил, что так и не позвонил вчера маме! Она там, наверное, с ума сходит! А у нее после смерти отца сердце болело, припадки бывали такие, что «Скорую» приходилось вызывать. У меня сразу весь жар пропал. Начал одеваться и вдруг слышу, – она по лестнице спускается. Появилась. Волосы спутанные, глаза заспанные, из-под халата видны пижамные штанишки с кружавчиками. И я подумал в эту минуту – но это был как бы не я, а кто-то в моей голове спросил: интересно, сколько ей лет? Да ведь она ровесница моей мамы, наверное! О… я тогда чуть не умер от стыда, от ужаса. А она тоже смутилась, говорит: «Тебе ехать пора, правда? Твоя мама мне ночью звонила, я сказала, что ты на автобус опоздал, но утром сразу приедешь. Автобус через двадцать минут, как раз доберешься. Или позавтракаешь сначала?» Я головой помотал и попятился. Смотрю на нее и думаю: какая она… немолодая! Вчера вечером была молодая, а сегодня утром… Она говорит: «У тебя деньги-то на автобус есть?»
У меня были, конечно, деньги, не помню, сколько это тогда стоило, десять рублей или что-то такое, но я почему-то покачал головой вместо того, чтобы кивнуть. Тогда она из кармана халата достала пятьдесят рублей и мне дала: мельче нету, говорит, ну ничего, пригодятся. Я взял деньги, кивнул и пошел, а она мне вслед смотрела. Я пошел с этой полусотней… и мне вдруг так хорошо стало! Я был счастлив! Тут как-то все смешалось, я не могу понять, как-то все стало прекрасно. И никакого стыда я не чувствовал. И то, что она ровесница моей мамы, а может, даже старше, мне было все равно. И то, что у нас было это самое, а я не помню ничего… Это все было особенно, прекрасно, я не знаю, как объяснить. Я стал каким-то высоким, я точно помню, что шел там по тропке между двумя заборами и чувствовал себя каким-то очень большим, эти заборы были раньше надо мной, а теперь я оказался как будто с ними вровень! Это было почти как оргазм, только на сей раз я все четко чувствовал и осознавал.
– То есть это блаженное состояние вас посетило после того, как вы взяли деньги, я правильно понял?
– Ну да… получается так.
– И с тех пор… вы с ней потом виделись?