Крутой мэн и железная леди

Да, она невольно улыбалась, слушая эти крики. Потому что соседский мальчишка был никакой не малёк, он был как раз очень худой и высокий, и отец у него был высокий, и мать… ему было в кого уродиться высоким, этому… как же его звали?!

Вспомнила! Олегом его звали, вот как! Конечно, они еще шутили по этому поводу с соседкой! Алёна рассказывала ей, что княгиню Ольгу, ту самую, из «Повести временных лет», звали так потому, что ее приемным, а может быть, и родным отцом был Вещий Олег (тот самый, который как ныне сбирается отмстить неразумным хазарам), а Ольга смеялась и говорила, что у них наоборот, у них Олег – сын Ольги.

Олег… да, Олег и рыжий Гришка были неразлучны, так что, конечно, Олег должен был знать и родителей своего приятеля.

Стоп. Получается, что Нарцисс – это Олег?

Его руки на ее горле в темноте. Его глаза, которые мерцают сквозь черно-фиолетовые прорези маски, копна пепельных волос над этой маской…

Значит, тот самый Олег, которого она… который ее… теперь стриптизер?! Забавное совпадение! Она ведь тоже тогда перед ним…

Ладно, хватит лирических воспоминаний. У каждого в шкафу свой скелет, у писательницы Алёны Дмитриевой он тоже есть. Вернемся к настоящему. А в настоящем мы имеем вот какой пассаж неожиданный: тот самый Олег, тот самый нежный мальчик стрелял в ее дворе, около ее крыльца, во Влада Сурикова.

Во Влада? Или?.. Или не во Влада ?

Ох ты, Боже ж мой, какие невероятные открытия иногда совершаются на крылечках адресных бюро! Ведь если Олег стрелял не во Влада, то, значит, в вышеназванную писательницу?

Хотя нет. Успокойся. За что ему убивать распутную, но безвредную Федру?.. Это у нее, у взрослой дамы и мужней жены, совращение малолетнего вызвало кучу угрызений совести и, если хотите, породило повышенный интерес к молодому поколению мужского пола, а Олегу вроде бы не на что жаловаться. Ничего, кроме полезного жизненного опыта и немалого удовольствия, он тогда не получил. Конечно, он стрелял именно во Влада, потому что звучал же этот предупреждающий крик: «Эй ты, предатель!»

Да, но этот же крик также звучал, когда во двор на следующий вечер вышел Юрий Литвиненко… И при покушении на Влада крик раздавался с одной стороны, а выстрелы грянули с другой! А записка со словом «Берегись!» явно адресовалась Алёне, ведь она влетела именно в ее окно!

Если, конечно, и здесь не произошла какая-то путаница, как с глюкнутыми электронными посланиями от неведомого МОНа, как с письмом водилы Николая Носачева Григорию Модестовичу Орлову…

– …да у нас все знают, что его так и зовут – Григорий Орлов! С чего это вы взяли, что я ошибся?

Алёна очнулась и вспомнила, где находится. Уставилась на Николая Носачева и попыталась вникнуть в его слова. Интересно, как долго она пребывала в отключке? Вихрь внезапных догадок налетел на нее и закрутил в таком смерче, который словно существовал вне времени и пространства. Вполне возможно, что это был всего лишь какой-то миг – миг прозрения. Судя по словам Носачева, именно миг и прошел между репликой Алёны и его ответом.

Вот и прекрасно.

Однако и стремителен же был этот вихрь! Голова все еще кружится, в глазах будто смерклось. Блаженное, бесподобное, неописуемое ощущение!

– С того и взяла, – высокомерно ответила Алёна, – что я отлично знаю настоящего Григория Орлова. Нарцисс просто-напросто назвался его именем. Не верите? Но вы же знаете адрес, по которому он живет. Можно пойти и встретиться с подлинным Григорием. Почему бы и нет? Вы же не поленились сходить туда и бросить в его почтовый ящик свое письмо.

Носачев отшатнулся.

Ага! Так тебе, мерзавец!

– Как видите, я и про письмо знаю, – с чувством глубокого удовлетворения усмехнулась Алёна. – Так что… похоже, ваш товар морально устарел. Мне просто не за что вам платить, да? Вопросов к вам у меня больше нет.

Она врала. Вопросы были – один во всяком случае. Вопрос этот был такой: «Вы подслушали наш разговор с Игорем или он вам сам разболтал?» Но Алёна скорее умерла бы, чем спросила об этом.

Носачев стоял, склонив голову, и потел. Вид у него был совершенно убитый. И внезапно Алёне стало его жаль. Ну не виноват же он, в самом деле, если у него железы внутренней секреции так интенсивно работают!

– Вам что, очень деньги нужны? – спросила почти сочувственно.

Носачев угрюмо кивнул:

– Ну да. Я тут одной сволочи машину зацепил, вроде совсем чуть-чуть, а он триста долларов за покраску требует.

«Всего триста? Так какого же черта ты хотел взять с Нарцисса аж десять тысяч?! И еще с меня сотню! Возмечтал разом уладить все житейские проблемы? Забыл, что жадность фраера сгубила?»

– Иномарку зацепили, что ли?

– Неужели! – даже не проговорил, а тоскливо провыл Усачев на нижегородский манер.

– Кстати об иномарках! – внезапно вспомнила Алёна. – Вы в своем письме написали, что машина того мужика, в которого стрелял Нарцисс, пропала. А куда? Не вы, часом, ее угнали?

Он вскинул голову. Маленькие глаза словно еще сильнее сжались, провалились внутрь головы и выглядывали оттуда будто украдкой. Видно было, что он совершенно подавлен Алёниной догадливостью.