Крутой секс

По стене, словно большие насекомые, ползли фигуры. Чикильдееву показалось, что в одной из них он узнал Савватия Павловича.

Достигнув окон, находящихся на уровне крыши, где стоял Филипп Марленович, фигуры стали что-то делать. До Чикильдеева и Потапова донесся слабый хруст.

– Что это? – не выдержал Сева.

– Режут стекло. Тройные стеклопакеты очень прочны, – пояснил Филипп Марленович и, охваченный полководческим азартом, громко велел:

– Выпускайте ассирийцев!

Еще один вестовой опрометью бросился прочь – и очень скоро крыша задрожала от десятков ног ртутников, тащивших длинные металлические балки.

– Ассирийцы! – ахнул профессор. – Изобретатели тарана!

В воздух взвились длинные веревки, привязанные к концам балок. Те ртутники, что висели на стене штурмуемого дома, стали карабкаться еще выше.

– Мы заранее закрепили на вражеской крыше блоки, для которых предназначены эти веревки, – объяснил Филипп Марленович. – После того, как веревки будут пропущены через блоки, балки превратятся в управляемые снаряды.

Действительно, балки, поддерживаемые веревками и подталкиваемые сзади, неотвратимо устремились к окнам…

ударили в них…

звонко лопнуло надрезанное стекло

и полетело вниз веселым звездопадом.

– Вперед! На штурм! – закричал Филипп Марленович. – Умрем ради хорошей жизни!

Из-за рекламного щита сигарет «Мальборо», изображающего веселую и привольную американскую жизнь, появилась толпа, несущая доски и куски толстой фанеры, оторванные от афиш и билбордов. Под прищуренным взглядом ковбоя с рекламы все это стали укладывать на балки, и прямо на глазах получался мост.

– Смотрите! Вон там наш Иннокентий! – воскликнул Сева, указывая профессору пальцем на суетящуюся фигурку.

Филипп Марленович, освещенный тревожным закатным огнем, повернул к ним вдохновенный профиль властелина мира.

– Аркадий! Присоединяйся к нам, пока не поздно!

– Извини, Филипп, не могу. Что делать! Человек слаб! – вздохнул профессор.

– Ерунда! Слаб тот, кто хочет быть слабым. Мы же с тобой были поэты-перпендикуляристы! Вспомни стихи, которые мы сочиняли: «Сапогом в брюхо зажравшемуся миру! Оторвем ухо раззолоченному кумиру!..».

– Что ты, Филипп! Это же был просто стихийный бунт юной души! – запротестовал Потапов.

– Значит, моя душа осталась юной, – заключил Филипп Марленович, снова поворачиваясь лицом к полю битвы (если можно так назвать отвесную стену столичного офисного здания).

Атакующие уже лезли в окна. Один сорвался и с криком раненного орла полетел вниз.

Потапов и Чикильдеев вздрогнули, после чего Аркадий Марксович сказал в спину Филиппу Марленовичу:

– Из-за таких как ты, Филипп, наша страна вечно будет метаться между самодержавием и коммунизмом! Вспомни, как поисками волшебных рецептов справедливости наш народ загнал себя в нищету и идиотизм!

– Я никого из вас не осуждаю, – отозвался Филипп Марленович, не повернув головы. – Вы все обычные люди. Я тоже прожил жизнь в тени, хотя и в тени великих. Пора выйти из тени.

– Это неправильный путь, Филипп! – не отставал профессор. – Так нельзя!

– Посмотри на этих людей, Аркадий, – парировал Филипп Марленович. – Ты знаешь их историю. Отказывать им в праве наказать виновных – это все равно, что отрицать физический закон, по той причине, что заявка на него была неправильно оформлена.

Это занудное с точки зрения Чикильдеева (да и с моей, признаться, тоже) препирательство было прервано появлением посланца с вестью о том, как разворачивается битва:

– Мы уже внутри! Охрана в основном разогнана.

– Доложите наши потери.

– Ранены четверо. Один сильно.

– Срочно всех в медчасть!

– Уже несут.

По крыше шествовала процессия с брезентовыми носилками. Когда она приблизилась, Сева схватил профессора за руку.

– Смотрите! Это же Иннокентий!

Половину головы Самокатова закрывала окровавленная повязка.

Чикильдеев и Потапов подбежали к носилкам.

– Как вы себя чувствуете, Иннокентий?

Самокатов открыл глаза и с горечью произнес:

– А как, по-вашему, может себя чувствовать человек, которому разбили голову? Мне уже не жить.

– Да перестаньте! – сказал Сева. – Возможности нашего организма неисчерпаемы. Вон у одного подростка врачи обнаружили пять почек!

– Бросьте! Наша жизнь похожа на плохой кинофильм: интригующее начало, полная несуразных приключений середина, а потом банальный конец, словно кто-то поленился придумать что-то пооригинальнее. Так что в нашем деле главное – вовремя умереть.

– И зачем только вы полезли в эту кашу! – с досадой воскликнул профессор.

– Такая у меня ДНК. Она мной вертит и командует. Что с ней сделаешь!

– Ничего! Зато о вашем героизме еще напишут книгу, – сказал Сева, не зная, как подбодрить раненого. – И… и снимут кино.

Иннокентий горько усмехнулся.

– Увы, если делать кино о моей жизни, то грустнее комедии не будет. Поэтому тосковать не о чем… Впрочем, есть одна проблема, которая меня волнует. У меня друг работает Лениным на Красной площади. Там на днях появился еще один. Узбек. Я обещал помочь с ним разобраться.

– Правильно! – поддержал профессор. – Второй Ленин ни к чему. Ленин должен быть один.

– Какой там второй! – сказал Самокатов. – Этот уже пятый!