— Да… Но пока бывает еще так… Вы забываете историческую трагедию женщины.
— Нет, я помню, только, знаете, без смелости тоже ухитряются замораживать всякое развитие форм и идей.
Из-под сапог Севрунова прыгнул лохматый грязный лисенок и, путаясь в густых зарослях дикого клевера, завертелся клубком.
— Поймайте! — закричала Стефания.
Лисенок с рук прыгнул звероводу на грудь и в одно мгновение, разорвав рубаху, оцарапал ему грудь.
— Бросьте его! — Стефания побледнела и замахала руками.
— Вот и струсили! — Севрунов перехватил зверька поперек туловища и прижал ему лапки.
В глазах Стефании стоял испуг. Она достала из сумки спирт и наклонилась, чтобы обмыть царапину.
— Это первый зверек, которого мы будем растить, — шептала Стефания, обдавая лицо Севрунова горячим дыханием.
— Обязательно… Сегодня же и вольер ему смастерю.
Ветер затейливо переплетал и бросал во все стороны жирные травы Шайтан-поля. Цветущая долина напоминала колыхающееся зеленое море. По Ширану белыми медведями дыбились и неслись рокочущие волны.
Но рыбаки, во главе с Самохой, не покидали работы. Лодки и небольшие невода кружились теперь по заводям, по курьям и этого было вполне достаточно, чтобы успевать вовремя чистить и засаливать улов.
Подводы с товарами и провизией пришли за неделю до приезда Анны. Стоя прямо на возах, Стефания и Пастиков отсчитывали, отмеривали и записывали все, что получали рабочие. Обливаясь потом, запыхавшись, бегали вокруг подвод Джебалдок и Чекулак. И тут же, попутно, сыпались вопросы камасинцев.
— Мой конь — будет твой конь? Али как?
— Ты можешь ездить на своем, но можешь и на другом, если захочешь.
— Как буду жить без хорова?
— Одну корову каждому хозяйству оставим, а у кого нет, будет получать молоко от общих коров.
— А-а-а!.. Баба тоже миня оставляй?
И тут Стефания не выдержала. Ее звонкий смех далеко улетел в просторы.
— Оставим! Оставим! — махала она руками. Разговор шел об организации охотничьей камасинской артели.
Кучка камасинцев ощупывала мешки и ящики с товарами и мукой. Первыми получили их Парабилка и беловолосый старик. Шесть юрт соглашались пойти на ловлю маралов. А через неделю они пригнали на Шайтан-поле первых двух зверей.
Взволнованный Пастиков ковылял вокруг столпившихся людей. Измученные, со сбитыми рогами маралы покорно лежали в куче, тяжело вздувая животами.
— Запрягай коней! — кричал директор. — Ну чего опешили, любо вам!
— Да ты обожди. — Стефания придержала его за руку и расхохоталась.
— Все на рубку леса! — еще более озлобился он. — Ну чего зубы моешь? Вот запоешь по-другому, когда здесь будет не два, а десять зверей!
К ним подошел улыбающийся Севрунов.
— Ты зря волнуешься, — начал он. — Здесь без помещения можно держать маралов до стойловых кормов.
— Значит, так и будут прыгать они путанными, как собаки через бревно?!
— Нет, почему же… Мы начнем строить, — смешался зверовод.
— А я о чем говорю!.. Разве ты не знаешь, что маралы испортят все ноги и подохнут. — Пастиков заскочил на телегу и погнал лошадь к сопкам.
— Ну, заколесил парень, — рассмеялся вслед Самоха.
Работа шла медленнее, чем предполагали руководители совхоза. Только через неделю плотники приступили к постройке поскотины и вольер для предполагаемых лисиц. В нижних рубахах и без фуражек Севрунов с Самохой укладывали фундамент. Кривой разрез канавы устилался гладким плитняком, который подносили с берега камасинские подростки и женщины. Они подолгу смотрели, как покатая каменная стена образовала глубокий четырехугольник, а вслед за ней поднимались еще более интересные жилища для зверьков.
— Ты пошто так роешь? — спрашивали зверовода.
— Так нужно, — улыбался он. — Видите, лисица захочет удрать и будет копать землю под стену, а тут — камень.
— А-а-а! Хитро, Александра, делаешь, — качали головами таежные люди… — Толк будет ли?
— А почему не будет?
— Неладно зверя в поскотине держать, неладно ловить рыбу в Ширане… Шайтан сердил, фарту не будет.
— Мы сами фарт поймаем, — острил Самоха. — А вашего старика-шайтана маралов караулить заставим.
— Ой, шибко смелый ты, трук! Мотри, худо будет.
Успешнее подвигалась городьба маральника. От сопок до самого озера черной полосой накатывалась свежая дорога. Дробь колес и конских копыт четко перекликались с топорами. Изгородь шла от Ширана до подошвы кедровой гривы и быстро перехватила узкий перешеек Шайтан-поля. Стена закладывалась причудливыми зигзагами, без столбов. Мертвой лапой верхние бревна зажимали нижние и, как белые ребра, срастались звено к звену. Через неделю камасинцы пригнали еще трех зверей.
От кедровой гривы поскотина повернула треугольником, внутрь которого и загнали спутанных маралов. Маралы делали отчаянные прыжки, но на веревку наваливались пять-шесть человек, и покорное животное следовало по указанию человека на новое поселение.
Вскоре концы маральника замкнулись со всех четырех сторон, а рядом с вольером, со стороны озера, выросли желтые высокие ворота. Один из плотников ухитрился поставить на верху их рога марала.
И когда, подобрав инструменты, плотники сели закуривать, к Севрунову подошел Самоха.