Крутые повороты

Практическое введение тепловозов на сети русских железных дорог в сколько-нибудь крупном масштабе несомненно представляет собою длительный процесс, ибо здесь неизбежно придется пройти через ряд неудачных опытов и проб, без коих решение этого вопроса невозможно. Однако проблема тепловозов является настолько насущно-необходимой для разрешения топливных затруднений страны, даваемые тепловозами выгоды для народного хозяйства настолько огромны, что Президиум Госплана, совершенно ясно отдавая себе отчет в длительности возврата затрачиваемых средств, тем не менее полагает, что государство должно пойти на эти затраты, ибо они окупятся сторицей».

Самоуправство

В Берлин Ломоносов возвратился в конце февраля, а в середине марта с московской почтой получил уже новое постановление СТО по тепловозному вопросу, принятое 10 марта 1922 года.

Несмотря на все возражения Юрия Владимировича, конкурс будет объявлен, но его договоренность с Кржижановским остается в силе: Ломоносов может заказать за границей три тепловоза — один по собственному проекту, два других по проектам Шелеста и Мейнеке.

Юрий Владимирович посетил фирму «Нидквист и Гольм».

Год назад, приезжая насчет турбины для Каширы, там всех обаял Генрих Осипович Графтио.

Чиновник, провожавший Графтио до автомобиля, сказал тогда Ломоносову: «Чтобы такие образованные купцы обслуживали господ пролетариев, разумеется стоило в России делать революцию».

«Нидквист и Гольм» согласилась построить для большевиков и тепловозы Ломоносов подписал договор.

Но через несколько месяцев, в начале июня, вдруг пришла в Берлин из Наркомпути странная телеграмма: «Воздержитесь от поставки паровозов, в России для них нет работы».

Ломоносов тут же телеграфно запросил: «А как быть с заказанными тепловозами?»

Наркомпуть молчал, но о переписке с Москвой узнали у «Нидквист». Тот самый любезный чиновник посетил миссию и, улыбаясь, сказал Юрию Владимировичу:

— Дружба дружбой, а кошельки, извините, врозь…

22 июня 1922 года договор с «Нидквист и Гольм» был расторгнут.

Опять повторялась та же нелепая, непонятная история, которая несколько месяцев назад случилась с заказанными у «Нидквист» турбинами для Волховстроя. История, разумеется, не прошедшая мимо внимания фирмы.

Тогда член коллегии Главного комитета государственных сооружений М. В. Захаров, прекрасно зная о постановлении прошлогодней майской сессии ВЦИК, признавшей Волховстрой делом чрезвычайной важности, тем не менее телеграфировал Ломоносову, что никакого заказа на турбины фирме «Нидквист и Гольм» выдано не будет.

Ломоносов информации этой не поверил, на свой страх и риск содержал на турбинном заводе Андерса штат представителей, истратил на них сто тысяч рублей золотом.

24 марта Совнарком рассмотрел этот вопрос. Захарову, неправильно информировавшему Ломоносова, было поставлено на вид. Однако и Ломоносову, который, «зная о проблематичности заказа с турбинами» на заводе «Нидквист и Гольм» и не получая из Москвы ответы на свои запросы по этому случаю, продолжал самостоятельно удерживать штат служащих… и тратить на это русское золото», также поставили на вид.

Одновременно Ломоносову направлена была строжайшая телеграмма: впредь он не должен вступать ни в какие переговоры о займах, заключать займы и другие кредитные сделки без специального на то, каждый раз, разрешения Совета Народных Комиссаров.

Как же ему поступить сейчас?

Он опять настойчиво запрашивает Москву, Москва ему опять ничего не отвечает…

Германские подрядчики, сколь ни заинтересованы они в русском золоте, предпочтут впредь просто не связываться с ненадежными русскими заказчиками…

Ломоносов был разгневан, ходил мрачный как туча.

Слишком хорошо он помнил, как год назад в Москве кто-то постарался распустить слух о его, Ломоносова, финансовых махинациях. Заместитель торгпреда РСФСР в Германии Лутовинов написал тогда Ленину, что Юрий Владимирович уличен «в преступнейших торговых сделках».

К счастью, Владимир Ильич за Ломоносова заступился, сказал, что Лутовинов верит сплетникам, ответил ему: «Выбирайте: начать ли Вам серьезно дело в Контрольной комиссии (или где хотите) о преступлениях Ломоносова или взять назад легкомысленно подобранный слух?»

Что же все-таки предпринять Юрию Владимировичу на этот раз? Как ему быть с тепловозами?

Не посчитаться с НКПС, ослушаться строгой телеграммы Совнаркома, пренебречь взысканием, дать опять почву для грязных слухов?

Или же заведомо провалить задание правительства, сорвать постройку в Германии тепловозов по русским чертежам?

Ломоносов полон самых мрачных мыслей. После московских переговоров о международном конкурсе, после маниловских надежд Госплана заставить сегодня весь мир строить для России тепловозы это мертвое, равнодушное молчание ему совершенно непонятно, кажется нелепым, самоубийственным.

…Юрий Владимирович не стал дожидаться телеграммы из Наркомпути.

На свой страх и риск, 11 августа 1922 года, он подписал новое соглашение о строительстве трех тепловозов, на сей раз — с фирмой «Гогенцоллерн» в Дюссельдорфе.