Крутые повороты

И тогда Сережа Васильев положил на стол футляр, открыл его, достал трубу и, поднеся ее ко рту, оглушительно рявкнул.

Все ошарашенно обернулись к нему.

— В чем дело? — спросила Наташа.

— Ты же меня не слышишь? — страдая, сказал Сережа Васильев. Он был похож сейчас на большого обиженного ребенка. — Почему ты меня не слышишь?

На кафедре они обсуждали проступок студента Пархоменко.

Держа перед собой лист бумаги, Павел Романович говорил:

— В объяснении Пархоменко пишет, что у Фомина долго и тяжело болела мать… Дважды ему уже давали отсрочку… Чтобы не брать ее в третий раз…

— А почему? — спросил Попов.

Ольга Петровна снисходительно посмотрела на него.

— Вы сами-то были когда-нибудь студентом? — спросила она.

— Был, Ольга Петровна, — спокойно, даже благожелательно сказал он. — И у меня тоже тяжело болела мать… Вы знаете, на втором курсе я поступил на кафедру к Павлу Романовичу лаборантом… На полставки… Сорок пять рублей — стипендия, тридцать пять — зарплата… И на эти деньги один тянул всю семью… Больную мать и сестру-школьницу… Но зачетов за меня, Ольга Петровна, никто никогда не сдавал… Так? — он смотрел на нее. — Так или не так?

Наступила пауза.

— Костя, — спросил старик Никитинский, — что же вы предлагаете?

— То, что они заслужили, — сказал Попов.

— Неужели… исключить? — спросила Ольга Петровна и покачала головой.

Попов сидел неподвижно.

— Есть деканат, заведующий кафедрой… — сказал он. — Пусть решают.

В комнате воцарилось молчание.

Наташа со страхом смотрела на Попова.

— Не знаю… — Павел Романович пожал плечами. — Четвертый курс… И потом вина их все-таки разная. Одно дело — Фомин, другое — Пархоменко…

— К тому же, — сказал старик Никитинский, — Пархоменко очень способный… будем говорить… блестящий студент… Допустимо ли ломать судьбу такого человеказа одну совершенную им глупость? Пусть даже… непростительную глупость?

— Вы же слышали, Степан Гаврилович, — усмехнулся Нефедов. — Попов мстит Пархоменко за свое тяжелое детство!

Попов медленно обернулся к нему.

— Нет, Сеня, — спокойно сказал он. — Я никому никогда не мщу… Запомни… Но я категорически возражаю, чтобы человек что-то… всё равно что… получал не по праву… А по милости Пархоменко Фомин собирается получить чужой зачет… Ему не принадлежащий… Значит, их вина одинаковая. — Попов не гневался, не кричал. Он говорил спокойно, рассудительно. Даже мягко. И очень убежденно. Он вообще никогда не гневался. Он всегда говорил рассудительно и убежденно. — Мы вот готовы сейчас закрыть глаза… А потом будем удивляться: почему это одним людям всегда все достается с боем, а другие все получают легко, задаром… Сегодня кто-то сдаст за них экзамен, завтра — выполнит черную работу. Но мы же сами это допускаем… Сами!.. Одни у нас — белая кость, а другие — черная… Это справедливо? — Он повторил: — Справедливо? Я вас спрашиваю.

Все смотрели на Попова.

И Наташа смотрела на него.

— Очень трудный разговор, — после долгого молчания произнес наконец Павел Романович Григорьев. — Но, знаете, Костя во многом прав… Да, прав… Хорошие знания мы даем молодежи… А вот чувство ответственности, так, чтобы каждый стремился получать только свое, только по праву и по заслугам… прививаем да-алеко не всегда…

На стуле стоял раскрытый чемодан. Попов укладывал в него вещи.

На диване сидела Наташа.

Попов говорил ей:

— …Шумит аудитория? А ты не напрягайся, не старайся ее перекричать. Наоборот, говори еще тише… Утихнут как миленькие…

На пороге появилась девушка со стопкой мужского белья.

— Погладила, — сказала она.

— Молодец, сестренка, — сказал Попов. — Клади сюда.

Девушка опустилась на диван, рядом с Наташей. Сказала:

— Все-таки я не понимаю.

— Чего? — спросил Попов.

— Зачем ты переезжаешь?.. Коммуналка… У черта на куличках…

— Лучше все равно не получу.

— Ну и что? — Как бы ища поддержки, сестра Попова обернулась к Наташе. — Жили вдвоем… И дальше могли бы.

— Нет, Ленка, — сказал он, — не могли бы…

— Но почему?

— Потому что из-за меня ты еще сто лет не устроишь свою личную жизнь… А так — невеста с однокомнатной квартирой… Капиталистка!.. — Вопрос Попову был совершенно ясен, и он не счел нужным продолжать разговор. — А знаешь, — он обратился к Наташе, — зачем Азаровым нужна квартира?

Наташа пожала плечами: ясно, мол, зачем людям нужна квартира.

— Хотят ребенка усыновить, — сказал он. — Катька мечтает… Представляешь?

Он ждал изумления, вопросов.

Но Наташа продолжала испытующе смотреть на него.

— Удивительный человек, — сказала она.

— Катька?.. Да, она удивительная, — согласился он.

— Ты… удивительный человек, — задумчиво сказала Наташа. — То, кажется, весь из железа… То вдруг такой добрый.

— Добрый? — он удивился.

— Азаровым все свои деньги отдал… Лене квартиру оставляешь…

Попов засмеялся.

— Ерунда, — понимающе сказал он. — Давать — не брать… Брать трудно… А давать очень легко…

И неожиданно, безо всякого перехода, оказались мы на улицах Ленинграда.

Шестой класс «А» приехал сюда на летние каникулы.

Вот знакомый нам по школьной фотографии вихрастый мальчик Костя Попов, вот Володя Азаров, а вот и толстый Петя Федотов.