Крутые повороты

Время летело незаметно. Курсанты чувствовали себя свободно. Увольнительных не требовалось. На завод проходили по пропускам, а на корабль — свободно. Вахтенный матрос никогда не спрашивал документов у мичманов. В общем, жизнь была вольготной. Кормили прекрасно. А если задерживался с прогулки, то на баке всегда стояла бочка с селедкой, а у камбуза оставался хлеб. Часто крутили кино или на своем корабле, или на соседнем миноносце. В ноябре на корабль прибыли новобранцы. Их разместили в кубрике вместе с курсантами, но по правому борту. Их гоняли до запарки, начиная с утреннего подъема флага до вечернего отбоя. Курсанты же на подъем флага не выходили, почти до девяти утра валялись на койке. Когда-то эта лафа должна была закончиться. И худшие времена для курсантов наступили.

Как-то утром при сигнале на подъем флага новобранцы вмиг по трапу выбежали на палубу. Правая часть кубрика моментом опустела. А в левой кто-то вставал, а другие блаженствовали на кроватях. И тут по трапу в кубрик спустилось пять офицеров, среди них начальник гарнизона. Увидев вскочивших с кроватей растрепанных курсантов, спросил:

— А это кто такие?

— Курсанты Архангельского мореходного училища, проходящие стажировку, — ответил командир корабля.

Начальник гарнизона медленно обвел взглядом стоящих курсантов, выдавил:

— Чтобы завтра духу их здесь не было!

На следующий день началось переселение. Курсанты со скромными пожитками перебирались в одно из зданий полуэкипажа. Несколько таких зданий было отдельно огорожено недалеко от завода. Вход и выход из зоны осуществлялся через КПП по увольнительным. Здания представляли собой деревянные одноэтажные бараки. По середине барака устроен проход, по обе стороны которого располагались двухъярусные нары. Подойти к ним можно было только по узкому проходу у самой стены. Спали на нарах вповалку. Теснота ужасная. Курсантов распределили по разным свободным местам среди матросов. В начале барака имелись умывальник и туалет, а в конце прохода стоял общий длинный стол для разных занятий. Обедать ходили в просторную столовую, которую иногда вечерами использовали как кинозал. Да, условия проживания в таких бараках по сравнению с жизнью на корабле резко ухудшились. Духота, замкнутость пространства, ограниченность зоны и увольнений удручающе действовали на курсантов, особенно в первое время.

Переселение совпало и с другим событием — из училища приехала комиссия по проверке условий стажировки. Комиссия запретила привлечение курсантов для работы на заводе, а предложила руководителям практики больше внимания уделять общей программе стажировки. Это лишило курсантов финансовой подпитки и возможности лишний раз выйти из зоны. Лишь очень редко, при срочных и больших по объему работах привлекалась на заводе часть курсантов.

Недостаточная проверка личного состава курсантов как на корабле, так и в казарме позволяла курсантам устроить себе «отпуск» на пять — семь дней с поездкой домой. К ноябрю такой возможностью воспользовались уже пятеро курсантов. В конце ноября Гешка Шураков умудрился уехать даже в Архангельск, где его могли заметить. Он с азартом рассказывал о своих похождениях, говорил, что побывал даже два раза на танцах в медицинском институте. Сергею он заметил:

— Твоя Тамара крутит направо и налево. Меня даже не признала, демонстративно избегала, не спрашивала о тебе.

Сергей этому разговору хоть и не придал особого значения, но все же огорчился. Они с Тамарой переписывались регулярно, но последнее письмо от нее несколько задерживалось. И Сергей решил больше не навязываться и перестал писать и отвечать на два последние письма. Прошел месяц. И вдруг в начале января пришло письмо с незнакомым почерком. Сергей вскрыл конверт, прочитал: «Дорогой, Сереженька! Извините за беспокойство. Мы очень огорчены, что от Вас так долго нет писем. И на наши письма Вы тоже не отвечаете. Что случилось? Может, Вы заболели или обиделись на нас? Томусенька совсем извелась. Устроила в кухне за шкафом уголок и все старается там уединиться. Загляну туда, а она там плачет. Успокойте меня, старуху. Подайте весточку. С уважением Ульяна Кузьмовна».

Это неожиданное письмо очень взволновало Сергея. Что писать? На следующий день Сергей подошел к Тольке Волоскову и попросил:

— Толька, мне нужно смотаться в Архангельск. Очень нужно. Вот я тебе оставляю адрес Тамары, в случае чего подай телеграмму. Ладно?

И уже вечером Сергей был в поезде. Заранее снял погоны с шинели, чтобы избежать в поезде возможных осложнений с патрулем. Через полтора дня Сергей был в Архангельске. Ранним морозным утром перешел реку, сел на трамвай и направился в Соломбалу. Оказывается, что его у Котловых уже ждали и сразу вручили телеграмму: «Срочно возвращайся. Погорел. Анатолий».

Котловы, получив такую телеграмму, сначала ничего не могли понять. Потом появилась догадка, что, видимо, должен приехать сюда Сергей.