Круз

‒ Нет, спасибо, ‒ отмахиваюсь я от стюардессы.

Включив на телефоне автономный режим, я вновь расслабляюсь в уютном кресле первого класса. Мои веки наливаются свинцом, и сон берёт верх.

Тело дёрнулось, когда самолёт зашёл на посадку. Я подавляю тихий вскрик, а после оглядываюсь, чтобы убедиться, не заметил ли кто мой испуг.

Сложив руки на груди, я пытаюсь взять себя в руки. Выглянув в иллюминатор, вижу перед собой знакомые просторы Портленда, штат Орегон. Это ближайший аэропорт к Ванкуверу — моему родному городу. От одной мысли о том, что скоро обниму отца и бабушку, моё сердце ускоряет ритм. Они — весь мой мир. С самого первого дня, они ‒ мой истинный фан-клуб, группа поддержки, тренеры. Они — моё всё.

Именно эти двое сподвигли меня к тому, чтобы выбрать занятие фрилансом на медицинском поприще. Я посещала местный колледж и имела достойную работу медсестры в скорой помощи, но мой папа всегда хотел для меня большего. Я его единственный ребёнок, и к тому же девочка. Он положил бы мир к моим ногам. Папа, в качестве действующего чемпиона по боксу, годами путешествовал по разным странам, прежде чем влюбился в злую женщину.

Соблазнив, она украла его сердце, но в отместку подарила ребёнка. Так что, думаю, в конце концов, это того стоило. Но я, по сей день, ненавижу её. Мертвецки напиваясь в каждый День матери, я накапливаю всё больше ярости внутри. Мне приходится скрывать это от папы и бабушки, потому что они пожертвовали всем ради меня.

Стоило мне ступить на трап, как мой желудок заурчал, и я, выходя из самолёта, не сдерживаю улыбку. Я знаю, что дома меня ждёт огромный горшок тамале [7]. В том, что твоя abuela чтит традиции есть свои преимущества. Она убедилась, что я свободно говорю по-испански, трудолюбива и работаю по совести — в ответ мой желудок всегда будет набит моим любимым тамале.

Направляясь к обочине, я ищу взглядом чёрный Эскалейд[8] своего отца. Обычно он так чертовски рад моему приезду, что ждёт сразу за чертой безопасности ‒ но не сегодня. Проходит пять долгих минут, прежде чем я вспоминаю о том, чтобы включить свой телефон. Парой секунд спустя, экран вспыхивает. Я проверяю, не ошиблась ли я в информации о рейсе, которую отправила ему. Всё верно.

А после на телефон приходит куча сообщений. Паника захватывает моё сознание. Что-то не так. Я чувствую это.

‒ Лейла.

Подняв взгляд, я вижу, как Джаг взлохматил рукой свои тёмные волосы. Он запыхался. Я понимаю всё, что мне нужно было знать, по выражению его лица. Поддавшись панике, я падаю на колени. Картинка перед глазами словно размыта, мне не хватает воздуха… Земля будто уходит из-под ног.

Я чувствую, как сильные ладони Джага схватили меня за предплечья, заставляя подняться на ноги. Он произносит три слова, разрушившие весь мой мир:

‒ Это твоя бабушка.

‒ Джаг?

‒ Сейчас мы должны добраться до больницы.

Следую за мужчиной к его разбитому грузовику. Джаг с лёгкостью закинул мою сумку в кузов, и убедился, что я забралась внутрь. Он никогда не изменится. Клянусь, я всё ещё вижу того сломанного ребёнка, которым он когда-то был. Этот мужчина заменил мне брата. Джаг уже много лет тренируется с моим отцом, и преуспевает в мире ММА [9]. Но едва ли что-то из этого сейчас может меня успокоить. Я хочу оказаться дома, рядом со своей семьёй.

В больнице, как и в любой другой, стоит всё тот же скучный шум. Мне этот звук знаком и должен быть успокаивающим, но как бы не так. От него меня тошнит. Мы минуем приёмную, и тогда я замечаю его.

Это так похоже на тот день, что был много лет назад. Его локти на столе, и сложенные руки на которые он опустил лицо. Только вот рядом нет пустой бутылки и в воздухе не чувствуется запаха еды, что готовит аbuela. Вместо него тут веет смертью. Рядом с папой сидели некоторые бойцы, которых он тренировал. Я знакома практически со всеми, кроме одного — его я никогда не видела прежде.

Опустившись на пол, накрываю ладонями колени отца, ожидая, пока он посмотрит на меня. Однако он не делает этого. Я чувствую, как под моим прикосновением разбивается его сердце.

‒ Papi [10], ‒ в итоге срывается шёпотом с моих губ.

Наконец мужчина поднимает свой взгляд — и это второй раз, когда я вижу, как он плачет. Не чувствуя стыда, он позволяет слезам течь вниз по его лицу.

‒ Что происходит?

В душную приёмную заходит доктор, лишив папу возможности ответить.

‒ Семья Марии Диаз?

Я встаю, поправив рубашку, вытираю ладони о верхнюю часть бёдер. По коже на ногах побежали мурашки. Едва ли короткие шорты сейчас могли это скрыть.

‒ Да, ‒ наконец отвечаю я.

‒ Лейла, ‒ произносит доктор МакХьюз.

‒ Здравствуй, ‒ слабо киваю я, в то время как в моём голосе сквозит страх.

Мужчина повертел в руках свою шапочку.

‒ Я не знал, что Мария твоя бабушка.

Киваю. В этой больнице я провела месяц несколько лет назад. Трудно возвращаться в родной город. Доктор МакХьюз хотел, чтобы между нами было кое-что больше, чем просто рабочие отношения. Дело в том, что я поклялась себе, что с этим городом меня не свяжет ничего, кроме моей семьи.