Чем дольше я живу на свете,Тем меньше верю в чудеса.На нашей суетной планетеПолжизни – это полчаса.Заранье путь нам уготован,Чьего-то замысла рабам,Не зря придумал ван Бетховен:«Пабабабам, пабабабам»…Ничто не ново в этом мире,Ничто не вечно под луной,Никто нигде не мыслил шире,Чем Заратустра или Ной.Все непременно повторитсяРефреном страшным и простым.И снова в дверь судьба стучится:«Тыдыдыдым, тыдыдыдым»…И небо кажется с овчинку,И всякий вздор идет на ум,Но все-таки поставь пластинку —«Тудудудум, тудудудум»…И снова жизнь полна цветенья,Весны, любви, прекрасных дам,И божества, и вдохновенья,«Тадададам, тадададам»…
«Хочу скорее в ноосферу…»
Хочу скорее в ноосферуЗа струйкой дыма светло-серой,Умчусь бумажным человечком,Сгорев в огне пасхальной свечки,Сквозь крышу, в небо, в постоянство,Вдыхая время и пространство,Подальше от переживаний,Любовей, разочарований,Туда! К фантазиям, идеям,Героям, гениям, злодеям…Там вместе все, что не совместно,Едино все и, если честно,Никто не думает о ВечномИ не стремится с каждым встречнымВступать в полемику пустуюО смысле жизни, ибо всуеМы столько раз пытались тщетноЕго найти, что незаметноДошли до «жизни после смерти»,А в ней, конечно, уж поверьте,Нет ни вопросов, ни ответов,Ни правил, ни авторитетов;Ну разве только Аmadeus…Хоть я давно уж не надеюсь,Что Lacrimosa не напрасна,Что звуки могут быть прекрасны,Вода чиста и люди братья,Любовь – не то чтобы занятье,А все-таки огонь желанья,В котором я без колебаньяСгорю и – прямо в ноосферуЗа струйкой дыма светло-серой.
«Рядом с девушкой в шубке из крашеной норки…»
Рядом с девушкой в шубке из крашеной норкиНа февральском морозе, не чуя конечностей,В безнадежной тоске по трамваю восьмеркеДумать не о чем, кроме как о бесконечности.Вероятней всего, что по чьей-нибудь шалости,По халатности, глупости или по беспечностиВосьмерка набок упала от усталостиИ стала символом бесконечности.Бесконечность «до» и бесконечность «после»,Разделенные ожиданием восьмерки трамвая,Стремительно сближаются и встречаются где-то возлеКреста или камня у дорожки, с края,Без ограды, под той стареющей липой,Что изредка слышит нарушающий молчаниеЗвук, что-то между вздохом и всхлипом,Застревающий между суффиксом и окончаниемВ слове «единственный», которое снежинке тающейВлажно шепчут красивые красные губы,Сложенные в знак бесконечности и мерцающиеИз плотно запахнутой норковой шубы.