Кружева Бессмертия

Смертный, идущий на поводу страстей,
Подобен ленивому крестьянину,
У которого сорняки погубили урожай.
Узри же сад, где пребывает божественное,
И осознай, что нет в жизни иной цели.

И познает каждый, что нет разницы между человеком и дэвом, джинном и алиггоном, эльфом и орком, кобольдом и гномом, кендером и хоббитом, Бессмертным и смертным, что разница — лишь обман таба. Как писал На’Аттир Джурад:

Бродить в пыли и грязи день за днем,
Блуждать во тьме И не видеть света.
В том заключена суть материальной природы.

В это верил Тахид аль-Арнами, прежде чем безжалостная Тиэсс-но-Карана напомнила, кто он такой на самом деле. Отринув постижение божественного через поклонение Ангни, Тахид стал изучать мистику, осваивая практики, дарующие не растворение сознания смертного в сознании Бессмертных, но делающие сознания равными. Тогда он и познакомился с теорией Исуа Квила, предоставляющей под его размышления о сути разума стройную концептуальную и математическую базу. Тахид аль-Арнами создал мистическое учение, утверждающее, что Божественный Сверхразум, родивший из себя Равалон, в материальном плане распался на разум богов и разум смертных, и…

И — дальше как отрезало. Воспоминание закончилось. Тахид аль-Арнами исчез, и Уолт Намина Ракура разжал кулаки. Хотелось облегченно вздохнуть, но тогда пришлось бы объясняться с наставником, а придумать какую-нибудь удобоваримую ложь Уолт сейчас не мог.

Прошлое, пришедшее из предыдущих реинкарнаций, проказливым ребенком рылось в памяти. Прошлому из предыдущей жизни хотелось вытеснить прошлое жизни нынешней. Образы наплывали на образы, воспоминания грызлись с воспоминаниями, Тахид аль-Арнами листал «Нижние Реальности в свете теории игр», а Уолт Намина Ракура созерцал Нижние Реальности, точнее, пытался созерцать, но разглядеть получалось немного.

Да ничего не получалось разглядеть, если уж на то пошло!

Пораженная Инфекцией территория, куда направились маги и Глюкцифен (остальные Разрушители из зала-пентаграммы остались на приеме), являлась последней по возникновению зоной. По словам козлоголового, до заражения там жили работающие в Шахтах Хаоса Соратники, добывающие необходимый для пропитания убогов минерал — эребар.

— Это в Небесном Граде нектар и амброзия появляются на Полях Блаженства, по сути, из ничего. Наша пища добывается в сложных и опасных условиях. — Козлоголовый вздохнул с таким видом, будто не успел он родиться, а его уже послали в эти самые Шахты Хаоса вкалывать без перерывов на сон и еду.

Уолт, слушая убога краем уха, пытался рассмотреть пролетающие за прозрачной пленкой земли. Их новый транспорт совершенно отличался от угорра и представлял собой скорее костяк змеиной головы размерами с двухэтажный дом, покрытый упругим и бесцветным веществом, который обтекал конструкцию и придавал ей вид заключенной в хрусталь композиции. Такие любят делать карлы, слуги гномов, облекая различные предметы в кристаллические структуры Уолту во время практики в Вестистфальде доводилось видеть простые произведения, вроде меча в сферокристалле, и сложные, где каждая мелкая деталь покрывалась тончайшим кристаллическим слоем, вроде гордости всех карлов — Радужного Города. Огромный макет старинного альвийского селения, больше похожего на поляну расцветающих роз, чем на город, при солнечном освещении начинал играть всеми красками радуги, неуловимыми переходами постоянно меняя расцветку. Игра света завораживала, ее можно было созерцать часами. Многие путешественники и созерцали, не в силах отвести взгляд. Пятьсот лет назад королева Эльфляндии пыталась выкупить у Вестисгфальда творение карлов, но Подгорный царь отказался. Оскорбленная отказом королева объявила вестистфальдцам войну, которую, однако, не смогла выиграть: Заморские Острова не поддержали континентальных сородичей, а на помощь Подгорному Владыке поспешили отборные хирды и шарты Гебургии. Собратья вестистфальдских гномов были не прочь навести шороху в эльфийских лесах. И навели. Так навели, что Эльфляндия поспешила выплатить огромную репарацию Вестистфальду, упрашивая Подгорного царя поскорее отозвать войска союзников от Дворца Света и Волшебного Леса…

Гм, опять мысль ушла в сторону. А ведь всего-то и размышлял о движущем их существе, которое Глюкцифен назвал тагорром. Родственник угорра, понятное дело. Транспорт, а для игр уже не предназначен. «Тагорры детям не игрушки», — с серьезной мордой заявил Глюкцифен, когда маги расселись возле правой «глазницы» убоговской креатуры, и реальность вокруг змеиного черепа превратилась в размытые линии, разделившиеся по двум плоскостям — оранжевую вверху и серую внизу. Скорость тагорра была немыслимой. Даже магическим зрением ничего не увидишь.