Кружевница из ковена Будриоли

- Как, как… знамо как! – фыркнул Сидор. – Кто у дворовых девок спрашивает согласия? Вот так-то! Барин как увидел ее, молодую да пригожую, так сразу в койку и поволок! Как понесла матушка моя, ее быстренько замуж отдали за конюха Гаврилу. Вот я и решил, что отец мой хоть после смерти, да должен за всю мою судьбину горькую рассчитаться! Я бы кое-что продал, да супружнице своей кафтан теплый справил. Платок да юбку зимнюю…

Я слушала его, и у меня сердце кровью обливалось. Все это только для того, чтобы хоть как-то улучшить жизнь слепой жене. Сидор даже не представляет, какова на самом деле стоимость этих украшений… Он бы вряд ли смог их продать. Его бы или ограбили, или бросили в тюрьму на время разбирательств, откуда у крепостного такие богатства. Бедный мужик.

- Верни их на место. Мы ничего не скажем Елене Федоровне, - пообещала я. – А твоей жене поможем.

Он поднял на меня изумленный взгляд. В нем стояли слезы.

- Барышня, я… я… век вам благодарен буду… Пусть Господь благословит вас!

- Иди и постарайся сделать так, чтобы никто тебя не видел. Хорошо? – я сама еле сдерживала слезы. Кто, как не я мог понять этого несчастного старика. Воровать, чтобы помочь близкому человеку… То же самое сделала я, чтобы помочь больной бабушке, за что и загремела на семь лет. После обеда Сидор сообщил мне, что вернул украшения на место. Значит, граф Павел Борисович Милютин должен был успокоиться. Матушка Владимира не спустилась даже к ужину. Надя сделала ей отвар от мигрени. Пока все было тихо, но я особо не доверяла этому подозрительному спокойствию. Да и Орель вел себя слишком подозрительно. Он прижимал уши, тихо рычал, словно видел что-то неподвластное нашему зрению.

Ровно в полночь я проснулась от женского визга и устало застонала. Господи… да когда же это закончится?

В этот раз Павел Борисович появился в комнате прислуги на женской половине собственной персоной. Причем без порток.

Девки и бабы сбились в кучку в холле под лестницей и наотрез отказывались возвращаться в комнату.

- В баню спать пойдем! – заявила Пронька, которой прошлой ночью граф сорочку на голову натянул. – Может, туда не доберется, развратник старый? Помер, а все за свое!

- Не шумите! – прикрикнула я на них. – Заночуете сегодня в бане, а завтра уже в доме спокойно будет!

Бабы с недоверием зацокали языками, но возражать барышне не имели права. Поэтому молча взяли тулупы и ушли на черный двор.

- Неужели не вернул Сидор украшения? – задумчиво произнесла Надя. – А слезы лил как правдоподобно!

- Нет… не думаю, что он так поступил, - я зло прищурилась, прочитав в глазах Ореля, сидящего рядом, нечто такое... – А ну-ка пойдем, поговорим кое с кем.

- Опять графа вызывать будем? – хмыкнул Алексей. – Говорил я тебе, что сразу нужно было отправлять призрака в небытие. А ты жалеешь каждого… Он ведь с каждым днем все сильнее становится. Теперь, чтобы сладить с Милютиным, постараться нужно.

Я посмотрела на Ореля, который насмешливо щурил глаза.

- А мы и не будем стараться.

На улице шел дождь, дул холодный порывистый ветер, а мы, закутавшись в плащи, шли к склепу. Кот сидел у меня на руках, уютно устроившись под плотной тканью. В первый раз за все время я поняла его без слов. Словно мы были одним целым.

Спустившись в погребальную камеру, Надя и Алексей поставили фонари в каменные ниши, предназначенные для свечей. А Орель завертелся, требуя, чтобы я опустила его на пол. Потом он легко запрыгнул на каменную крышку саркофага, на которой была выбита надпись: «Здесь покоится графиня Александра Ивановна Милютина. На попечении Бога, теперь ея дух будет процветать. А жизнь ея, полная благодати, в наших сердцах останется с вечной любовию.».

- Что ты задумала? – прошептала Надя, ежась от могильной сырости, царившей в склепе.

- Думаю, мы с Орелем нашли управу на графа, - я достала куколку, которую смастерила, вызывая графа. Положила ее на крышку его гробницы, после чего сняла с шеи еще один платок. Быстро сформировав мотанку, я громко произнесла:

- Дух графини Милютиной Александры Ивановны, явись!

У саркофага тут же засветилось туманное пятно, а потом раздался гневный голос:

- Неужто снова за старое?! Ах ты ж, шельмец! Доберусь я до тебя! Ой, доберусь!

Мы настороженно, но в то же время восхищенно наблюдали за статной женщиной в великолепном платье, которая хмурила красивые брови, обмахиваясь веером. Она повернула к нам свое благородное лицо и спросила:

- Ну? И где же это чертово семя?

- Сейчас, ваше сиятельство, - я взяла куколку и прошептала: - Дух графа Павла Борисовича Милютина, явись!

Рядом с графиней тотчас появился призрак его беспокойного сиятельства. Он удивленно приподнял брови, глядя на нас:

- Опять за свое? Не уйметесь никак?!

- Душа твоя окаянная! Паскудник старый! – Милютина вдруг ударила мужа веером по голове. – Подлая, бессердечная порода!

Павел Борисович испуганно дернулся, узрев свою супругу, и, заикаясь, воскликнул: