Кружевное убийство

Муж Пелагеи понятия не имел, что именно у них искали, но Дуся, дрожащая и испуганная, точно знала ответ на этот вопрос – родовой фамильный крест, много лет назад прихваченный юными плетеями с комода в прихожей канцеляриста уездного суда Петра Степановича Брянцева. Домой она вернулась ни жива ни мертва на плохо слушающихся ногах. И всю дорогу за ней, даже особо не скрываясь, следовал тот самый неизвестный мужчина.

– Это каторжник, Тата, – сказала Дуся, бешено вращая белками глаз. В этот момент она была похожа на припадочную. – Воистину тебе говорю – каторжник. Я уверена: Палашка не выдержала издевательств, рассказала, что крест у меня, и теперь он пришел за ним. Он меня убьет, Тата, так же, как Палашку.

– А ко мне ты притащилась, да еще и крест с собой принесла, чтобы еще и мою семью под удар подвести? – Тата вдруг рассердилась еще больше. Погибшую дурочку Пелагею ей было жаль, да и напуганную Дусю тоже – почти до слез, но во дворе играла внучка, которая уж точно не виновата в страстях, приключившихся много лет назад по глупости.

– Что ты, Татка, – Дуся так разволновалась, что назвала подругу, как в далеком детстве, – нешто я не понимаю. Я как решение приняла к тебе прибечь, так сразу все спланировала. Я из дома в пять утра ушла, никого на улице в тот момент не было. Сыну сказала, что мне в деревню съездить надо, тетку проведать, он и спрашивать больше ничего не стал. А я через заднюю калитку выскочила, другой улицей прошла и в церкви спряталась. Батюшке сказала, что беда у меня и надо мне в храме побыть. Дождалась службы, отстояла ее, а уж потом со всей толпой вышла да к тебе побегла. Так что ни одна живая душа меня не видела. Никто не знает, что мы знакомы. Мы ж с тобой, почитай, сорок лет не виделись, так что крест этот проклятый никто у тебя искать не будет. А я даже под пытками про тебя ничего не скажу.

В подобное обещание Тата ни капельки не верила, но и бояться заранее было не в ее характере. Рассказ бывшей подружки напоминал криминальную историю в дешевом газетном листке, и Тата не была до конца уверена, что Дуся ее не придумала. Выглядела она наполовину безумной. Вдруг все эти страсти – плод ее больной фантазии, а смерть несчастной Палашки произошла по какой-то естественной причине, например, болезни? В их возрасте – обычное дело.

Кроме того, в рассказе Дуси было что-то странное, неправильное, и Тата отчаянно пыталась уловить, что именно. Ах, ну да, конечно!

– Послушай, Дуся, – сказала она осторожно, – ты говоришь, что каторжник приходил к Пелагее три года назад, пытался ее задушить и узнать, где крест? Но ему помешали и сдали в полицию?

– Да.

– Хорошо. Вспомни, на момент убийства в 1857-м это был мужчина лет тридцати – тридцати пяти, так?

– Я не помню, – растерянно сказала Дуся, не понимающая, к чему она ведет.

– Ну, как же! Он был высокий, худой, совершенно не юный, похожий на моего отца и на твоего тоже, но чуть-чуть помладше. Ему совершенно точно было больше тридцати, но меньше сорока. Ну, вспомнила?

Дуся закрыла глаза, словно вызывая в памяти картинку из прошлого.

– Да, – прошептала она наконец, – скорее всего, так и было.

– Но тогда на тот момент, когда он приходил к Палашке, ему должно быть около семидесяти, никак не меньше. А за тобой, как ты говоришь, сейчас следит мужчина гораздо моложе. Так что нет, это точно не тот же самый каторжник. А значит, вся эта история не имеет к кресту никакого отношения, тебе нечего бояться и незачем оставлять крест у меня.

Она решительно завернула вещицу в тряпку, погасив сияние сапфиров – в комнате сразу стало как будто темнее, – и пододвинула к Дусе, но та испуганно отпрянула, словно крест был отравлен.

– Не возьму, – решительно сказала Дуся и поднялась с табурета. – Ни за что не возьму. Мне и тогда, в пятьдесят седьмом, не нужно было его брать. Проклятая это вещь, по-настоящему проклятая. Может, ты и права по поводу каторжника, но я сердцем чую беду. Такая тоска меня гложет, Тата, ты даже себе представить не можешь! Ты уж не поминай меня лихом, дуреху непутевую. Не со зла я тогда тебя обманула, а по глупости. И всю жизнь страдала, что с тобой поссорилась. Не было у меня больше в жизни такой подруги, как ты, а теперь и не будет. И этого я себе никак простить не могу.

– Дуся, – голос у Таты дрогнул. – Прекрати ты себя хоронить раньше срока! Ну, не хочешь ты этот крест у себя хранить, так и черт с ним! Давай я его наконец Софии отнесу, повинюсь, что сорок лет назад случилось, и мы с ней вместе решим, что с крестом теперь делать.

– Да, отнеси! – с жаром вскричала Дуся. – Это ты правильно придумала. Никогда этот крест нашим не был, а значит, его надо вернуть туда, где мы его взяли, в дом Брянцевых.

– Завтра и отнесу, – успокоила подругу Тата. – А ты приходи ко мне еще, кто прошлое помянет, тому глаз вон. Нечего нам делить, особенно теперь, когда ты поняла, что была не права. Придешь? Я тебя с детьми познакомлю, а то ты вон только Машеньку мою видела.

Дуся посмотрела на нее затравленно и покачала головой, прикусив губу.