Кружевные закаты

Михаил Семенович осекся на предвкушении того, что вот-вот на лестнице послышатся летящие шаги Алины, и она, запыхавшаяся, румяная от утренней прогулки, вбежит в столовую и с размаху кинется на стул, повелительно ожидая трапезы и насмехаясь над чем-нибудь, над чем вполне можно насмехаться, или вовсе отмалчиваясь, считая общество домашних слишком мелким для ее великих идей.

– А я, отец? – с бессмысленной надеждой спросил Борис, бесшумно сидящий рядом и даже, казалось, не дышащий.

– Ты… ты не любил ее. А должен был. Как можно было знать ее и не любить?

– Она забирала всю твою любовь. А я, единственный сын, оказался в стороне из-за упертой буйной девчонки!

Крисницкий удивленно, но беззлобно посмотрел на сына, который везде умудрялся казаться невидимкой. И удивленное волнение отца быстро сменилось умиротворенностью. Вместо того чтобы упрекнуть Бориса, он изрек:

– Смирись. Это все, что остается людям в ситуациях, подобных нашей, – сам того не ожидая, Крисницкий почти точно воспроизвел слова Андрея.

Хроническая неудовлетворенность действительностью в Михаиле Семеновиче приняла паразитирующий масштаб. Если раньше его трогали остатки былой деятельности – политическая ситуация, воспитание детей, то теперь лишь спокойствие и желание ласки подогревали его. Внучка никогда не станет для него тем, чем была дочь. Но он сможет стать чем-то для нее.

Поблизости от сопящего комка тепла Михаила Семеновича волновало другое. Что, если Марианна захочет отобрать внучку, последнее, что осталось у него? Кто знает, насколько мстительны бывают молчаливые женщины. И насколько саднящими оказываются под конец жизни былые любовные раны, когда за отсутствием действия и невозможностью проникнуть в жизнь детей, которую те с досадой закрывают, приходит блажь думать, что все могло обернуться благодатнее.

43

Андрей не знал, как жить после всего, что пронеслось неожиданно, сразу затрагивая все своей необратимостью. Если раньше приоритетными были для него свои горести, то теперь одна мысль о том, что какое-то время ему вообще плевать было на весь выводок Крисницкого и неудавшуюся невесту, жгли его священным огнем собственной совести. Несколько недель после казни он находился в апатии. И раньше не был он особенно жизнерадостным, но всегда представал перед окружением довольно деятельным. Его существование ему самому без тех, кто ушел, казалось невероятно мелочным. Как неприкаянный, бродил он по кристально убранным комнатам, куда не суждено было уже прийти им, ушедшим, канувшим. Сознание этого наполняло его душу такой болью, что Андрей останавливался и подолгу вглядывался в окно, силясь разобрать в нем что-то и не видя ничего, кроме облупленных холодом рам и задвижек.

Отношения со стариком Крисницким не восстановились даже после всех хлопот Львова, чтобы тот получил внучку. Какая-то преграда встала меду ними, без боли они не могли уже беседовать, хоть никто и не ставил никому в упрек неверное поведение в те страшные дни.

После первых недель оцепенения Андрей с удивлением отметил, что тоскует по Алине больше, чем по Светлане. Должно быть, она потрепала его чувства своей выходкой, или чувства эти были не столь сильны… Они ведь не особенно подходили друг другу, но он закрывал на это глаза, поскольку был ослеплен ее чарующими манерами.

В конце концов, Андрей уехал и пытался утешить себя новыми романами, зачастую со старыми знакомыми. Скоро он неудачно женился на одной их тех девиц, которых Алина презирала настолько, что порой не могла удержать себя в рамках. Во времена ее холодного презрения и скрежетания сквозь зубы какой-нибудь гадости Андрей порой задавался вопросом, что это – зависть оттого, что она никогда не сможет, да и не захочет принадлежать их миру, или негодование, что она действует, а остальные лишь сидят на своих шелках и всячески тормозят прогресс, отодвигая женщин от свободы обратно в глубь предрассудков, при том будучи вполне довольными сиим обстоятельством.

Жена его оказалась мила, обходительна, со всеми всегда вежлива, созывала в их дом половину города и каждому могла сказать остроумное словцо. Хорошо вела хозяйство и любила детей. При мысли о детях Андрей привычно покрывался холодным потом, ибо понимал, что с наводнением его дома этими крикливыми глупыми существами его относительная обособленность и остатки независимости полетят к чертям. Ночью, ощущая спокойное дыхание жены и наблюдая за ее здоровым сном, Львов уносился мыслями в не столь далекие времена и все думал, думал о том, можно ли было что-то изменить. Отчего он не понял сразу, как далеко зайдут их намерения? Вспоминал он так же губы Светланы, мягкие кудри Алины… Что это были за девушки! И почему он был таким дураком?

44

Марианна Лиговская была уверена в священной обязанности дать понять Крисницкому, что пальцем не пошевелит ради его дочери. Кончина сына к ее собственному удивлению не отразилась на ней столь пагубно, как могло вообразиться. Вовсе не так, как выскребла Крисницкого потеря дочери.