Кружево

Ну что вот это сидеть – себя мучить. После работы-то… И до чего же жрать хочется!»

- Что ты! Что ты! Кристи – это же литература развлекательная. Неужели ты

никогда не читал «Дворянское гнездо»?

«У него большие руки. Сильные, наверное. Может быть, после спектакля

пригласить к себе? Как, вот так сразу? А вдруг это-то его и оттолкнет? Нет, к Рудику я

больше не вернусь. Да у него та дурочка, скорее всего, уже и поселилась. И что

Рудик? Тьфу, червяк беспомощный. Ни денег не может заработать, ни… Господи,

если Лялька опять начнет долг требовать… Может быть, все-таки пригласить в

гости? А вдруг случая больше не представится? Я не смогу без важного дела вновь

попасть к нему в офис. Нужно, чтобы все выглядело естественно…»

Она вновь дотронулась до его руки, но на этот раз касание было более

продолжительным. Сказала:

- Давай все-таки посмотрим.

Они вновь обратили лица к сцене.

- А когда антракт? - рискуя показаться неучтивым, все-таки поинтересовался

Он.

- Теперь в спектаклях делать антракты не модно, - не меняя положения

головы, прошептала Она.

На подмостках, купаясь в крашеном свете прожекторов, бесперечь перебивая

друг друга, продолжала растабарывать все та же пара.

Артист, ломая руки, говорил:

- Мне необходимо уехать.

- Да, Беляев, вы должны уехать… - соглашалась с ним артистка.

Но тот опять никуда не ехал и даже не шел, и они говорили, говорили,

говорили…

- Я хотела покаяться, наказать себя, я хотела разом порвать последнюю нить.

Если б я могла себе представить…

И пожилая «дворянка» в который раз закрыла лицо руками.

- Я вам верю, Наталья Петровна, я верю вам, - горячо поддерживал ее

желтоликий артист.

А та заливалась, все глубже погружаясь в какое-то непонятное странное

упоение, причиной которого могло быть все, что угодно, только не болтающийся

перед ней худосочный субъект:

- О Боже, что я делаю… Послушайте, Беляев… Придите ко мне на помощь….

Ни одна женщина не находилась еще в подобном положении.

Но всему в этом мире отведен свой срок, а представлениям – и подавно.

Когда они покинули театр, на улице их поджидал вполне обыкновенный

сюрприз: город был охвачен густой синевой вечера, а пути таким, как они поздним

гулякам были проложены то желтым, то голубым электрическим светом. Они прошли

сотню метров по иллюминированному витринами проспекту, пересекли на глазах

теревший свои очертания сумрачный парк, болтая о всяческой ерунде, все больше

как бы обмениваясь впечатлениями о спектакле.

- Конечно, это не столичная постановка, - легко удерживая Его под руку,

напевно тянула она слова, - но, согласись, режиссер очень тонко почувствовал

тургеневский язык, тургеневскую поэтику языка.

- Знаешь, вообще-то я не такой уж суперзнаток театра, - в тон ей неспешно,

негромко, но очень ласково говорил Он. – Я последний раз в театре был лет десять

назад. Так что, спасибо тебе за то, что просветила меня.

- Ну зачем ты так говоришь, я же вижу, у тебя есть вкус…

Тут Она судорожно вздохнула, остановилась, едва не повиснув на Его руке, и

прикрыла глаза ладонью.

- Что такое? Что случилось? – заволновался Он. – Тебе плохо?

- Нет-нет, ничего, - торопливо проговорила Она, резко отнимая руку от лица. –

Так…

- Нет, ты с этим не шути. Если плохо…

Но Она уже сделала шаг, и сероватый свет неонового фонаря оживила Ее

улыбка.

- Я хотел это… - продолжил Он. – Думал, мы в какой-нибудь ресторанчик

закатимся. Хоть ненадолго.

- Ой, нет-нет… В ресторан… Нет, - мелко затрясла Она своей пушистой

головкой. – Лучше… Если ты никуда особенно не торопишься, проведи меня до

дома. Нет, вообще-то все в порядке…

- Конечно. Конечно, - энергично закивал Он, крепко прижимая к себе Ее руку. –

Я, просто, думал, мы могли бы где-нибудь перекусить…

- Ой, какая же я недотепа! – вновь остановилась Она, резко развернулась к

Нему и, выбросив вперед гибкие полные свои руки, будто хотела коснуться ими Его

лица, но, вовремя спохватившись, как бы оборвала эту попытку. – Ты же с работы!

Ты же столько часов ничего не ел!

- Да нет… Я вовсе не голодный, - довольно разулыбался Он, очевидно

польщенный Ее заботливостью. – Пойдем, пойдем, тебе сейчас точно нужно домой.

- В принципе… - как-то вдруг очень просто и светло заговорила Она, не

растягивая слов и не играя интонациями. – Хлеб, сыр у меня есть. Немного ветчины.

Еще оливки. Испанские, с паприкой. Вино есть белое. «Совиньон».

…………………………………………………………………………………………………………

……………………..………………………………………………………………………………….

В половине восьмого голосом механического сверчка заныл будильник. Он

подскочил на кровати, недоуменно озираясь.

- Ты-на-ра-бо-о-ту?.. - послышалось рядом.

С незнакомых золотистых часов с маятником на розовой полосатой стене Он