Кружево и сталь (СИ)

— Твой ученик смог пройти путь от носителя сил Кводнона и воспитанника мрака до жертвенной смерти и возрождения златокрылым. Его нельзя назвать однозначным добром, и он никогда им не станет, однако в нём горит изначальный свет. Есть ещё один — ученик волхва, некромаг, в груди которого бьётся частица первоматерии и который полюбил девушку-валькирию, связав себя с ней, после чего…

— Это дурные примеры, — перебил Арей. — Оба парня вместе не совершили даже десятой части того, что совершил я!

— Ты опять невнимательно слушал, — голос Троила звучал настойчиво, будто он пытался подтолкнуть бывшего мечника к какой-то мысли. — Рядом с каждым из этих мужчин была женщина — светозарная, чистая, способная своей любовью вытянуть к свету и себя, и своего возлюбленного.

Арей по-прежнему не выглядел убеждённым.

— Мне никогда не забудут того, что сделано. Не простят.

— А ты простишь?

Вглядываясь в неровную линию горизонта, Арей размышлял о том, готов ли он оправдать то великое благо, которое ему даровали. Действительно, сможет ли он быть к себе милосердным? И тут же понял, от чего зависит ответ.

— Если простит она.

Генеральный Страж отпустил его плечо и шагнул в сторону, его взгляд поверх очков был спокоен и твёрд.

— Она простила, Арей, — с этими словами он кивнул вперёд.

Посмотрев в указанном направлении, мужчина увидел, что там, где ещё секунду назад был бархатный ковёр холма без каких-либо движений, теперь прорисовались две фигурки. Даже отсюда было видно, что фигуры женские, и что они движутся не спеша, как будто у них впереди вечность.

Выдохнув, Арей сделал шаг вперёд, но внезапно остановился и повернулся к Троилу.

— Что теперь? Что нас ждёт?

Троил улыбнулся.

— Долгожданная встреча. А потом… как я уже сказал, впереди много трудностей и испытаний. Привыкай к Эдему постепенно, чтобы и он привык к тебе. Пока что ты можешь передвигаться только по определённым местам, другие просто не признают тебя. Тебе предстоит доказать, что ты достоин. Что в тебе ещё жив тот самый изящный и быстрокрылый страж Арей. Возроди его к жизни, — Троил приблизился, внезапно посерьёзнев. — Я не могу пообещать, что ты когда-нибудь вновь… Но ты можешь призвать всё самое лучшее в себе, прежде похороненное под плитами мрака. У тебя для этого есть всё, — и Генеральный Страж показал вокруг.

Арей кивнул и твердо протянул руку Троилу.

— Я рад, что снова вижу тебя. Очень. И хотя знаю, что это её заслуга, всё же… спасибо.

Это было первое «спасибо» бывшего мечника за много сотен лет. И оно было искренним. Место, в котором они находились, будто почувствовало это — казалось, по ним прокатилась воздушная волна, как если бы дохнул огромный великан. И две маленькие фигурки стали ещё ближе. Теперь можно было различить их лица.

Пелька осталась ровно такой же, какой была к моменту своей гибели — двадцатилетней, длинноволосой и улыбчивой. Тонкая льняная юбка путалась между худых ног. Девушка босиком шагала по полю, не сводя глаз с Арея. А рядом с ней шла Варвара.

Именно последнее воплощение на земле теперь было её личиной. В узком, изящном лице, которое пересекал красноватый шрам, с трудом можно было узнать пухлощёкую, кудрявую Мирославу. Однако стоило увидеть глаза — огромные, песочные, с пронзительной искрой — как все сомнения покидали: это была та самая девочка, принявшая несправедливую и страшную смерть. Дважды. Эйдос в её груди, уже не разделённый перегородкой, лучился добром и светом.

Они с Пелькой держались за руки и выглядели, как сёстры, а не как мать и дочь. Их силуэты становились всё ближе, они улыбались Арею, однако он будто оцепенел, не в силах сдвинуться с места. Всё понявший Троил мягко, но настойчиво подтолкнул его, шепнув напоследок:

— Магия — это обыденность, от которой ничего не ждёшь. Чудо случилось, потому что ты перестал желать чего-то для себя и пожелал всего лишь прощения, Арей. Помни о том, что быть светом — значит быть благодарным. Именно там зарождаются любовь и жизнь.

Шёпот постепенно смолкал за его спиной по мере того, как бывший мечник двигался по мягкой траве, чтобы, наконец, встретиться со своей судьбой.

Эти несколько шагов растянулись для него в несколько лет. Пелька была одновременно далеко и близко. Ему вдруг вспомнилось, как она танцевала для него однажды ночью возле костра. Тогда он понял, что полюбил, и ему сделалось очень страшно. Но сейчас страха не было. Лишь бесконечное желание служить этой любви.

Он видел, как счастье озаряет лицо Варвары. Теперь она знала, кто он такой, и всё для неё встало на свои места. После смерти налёт суровой брутальность немного слетел с девушки, и теперь она напоминала свою мать в день встречи с её отцом — такая же дерзкая, отважная, безрассудная, с широкой и честной душой. Покой, наполнявший Варвару, отчётливо исходил от светящейся в груди песчинки. Порой девушка переглядывалась с матерью, и тогда обе негромко и весело смеялись.