Кружево Парижа

Ингрид расхныкалась. Руди с такой силой сжимал мои руки, что они побелели и местами покраснели. Я прикусила губу. Плакать нельзя. Не дождется.

Родители не уделяли нам много времени. Мама содержала Gasthaus Falsspitze[3], единственный бар и ресторан в Оберфальце. Она работала с утра до ночи не покладая рук. Кстати, это замечательное качество передалось и мне. Насколько отец был беспутным, настолько она терпеливой. Когда бар открывался, она ни минуты не сидела без дела, но обратиться было можно, а вот когда готовила, прерывать строго-настрого запрещалось.

Она полностью отдавалась магическому ритуалу и заведенному порядку: резала, терла на терке и помешивала, двигаясь в задумчивом ритме. Наблюдать за ней было одно удовольствие.

Когда я, запыхавшаяся и растерянная, вбежала в кухню, она готовила кнедлики. Перед ней на столе лежала гора черствого хлеба, и огромный нож так и мелькал в руках, пока она кромсала булки на мелкие кусочки. По стадии приготовления можно было сверять время. Сейчас, наверное, было немногим позже трех.

– Мама, – не слишком решительно попыталась достучаться до нее я.

Помню, как металась между мучительным страхом потерять куклу и опасением помешать.

Лезвие ножа взлетело и опустилось – тук.

– Мама! – громче позвала я.

Она подняла глаза. Нож впился в подсохший хлеб.

– Мне некогда.

Из глаз у меня брызнули слезы.

– Руди Рамозер украл принцессу Элизабет.

– Кого? – после долгой паузы рассеянно спросила она.

– Мою куклу. Ту, что ты подарила на Рождество.

Она отложила нож и уставилась на меня.

– Так отбери.

– Но, мама, ему тринадцать. Он сильнее меня.

– Роза, это просто кукла. Мне некогда этим заниматься.

И снова взяла в руки нож.

На следующий день Руди Рамозер поджидал меня у выхода из школы. Он привалился к стене и болтал с какими-то мальчишками, но, увидев меня, отошел от них.

– Gitsch, хочешь вернуть куклу?

Он смотрел на меня невинными голубыми глазами, но говорил с издевкой.

– Хочу, – ответила я, не показывая страха.

– Тогда приходи к мосту. В три часа.

Ресторан располагался в самом центре, и дорога на Унтерфальц и Санкт-Мартин шла от площади, пересекала реку Фальц на выходе из городка.

После занятий в школе улицы городка пустели. Дети выполняли разные поручения и помогали по хозяйству, матери готовили ужин, а мужчины еще работали. Я была знакома с жильцами каждого дома, мимо которых проходила. Взглянула на фреску, изображавшую святого Георгия на доме Кофлеров, которой они очень гордились.

Как же я не догадалась взять с собой Кристль, сестру, или Ингрид. Хотя я была тепло одета – в шапку, шарф, перчатки и плотный вязаный жакет, – меня знобило.

Еще не дойдя до моста, я услышала мальчишечьи голоса. Руди с друзьями стояли внизу, на берегу реки, полной талой весенней воды и бросали через поток камни. Я остановилась у начала грязной тропинки, ведущей вниз, и огляделась. Элизабет нигде не было видно: ни на земле, ни у него в руках.

– Где моя кукла? – в отчаянии закричала я.

– Да вот она.

Он поднял руку. Принцесса Элизабет болталась на ветке нависшего над стремниной дерева.

– Я так высоко не достану! – сдерживая слезы, закричала я.

– Я сниму, – пообещал он.

Я молча ждала, но он не пошевелился. Вода, несущаяся по камням, брызгалась фонтанчиками, искрящимися под неяркими весенними лучами. Я прикусила губу – хулиганы не жалуют слабаков. Уступать я не собиралась.

– Сначала тебе придется кое-что для меня сделать.

Мальчишки перестали швырять камни и сгрудились вокруг него, будто овцы.

Я медленно спустилась по скользкой тропинке.

Руди на голову возвышался над друзьями, а я была меньше их всех.

– Верни куклу, – потребовала я.

– Придется заработать, – хитро улыбаясь, ответил он.

На лугах выше лесополосы еще лежал снег. Мы были одни, и нас никто не видел.

Я уставилась на него, совершенно не представляя, что ему нужно. У меня почти ничего не было, а уж того, что понравится мальчишке, и подавно. Мои книги? Вряд ли он вообще читает.

– Как? – немного погодя спросила я.

– Ну… – усмехнулся он, оглядываясь на друзей, – задери юбку.

Мальчишки загоготали.

– Что?

– Задери, – повторил Руди. – Мы хотим посмотреть, Gitschele[4].

Он пристально глядел на меня, другие мальчишки улыбались, только Михаэль Штимфль, кузен Ингрид, потупил голову.

В спортзале мы раздевались до трусов и нижних рубашек, но тут было что-то другое, и я не понимала, в чем дело. Но причины для отказа не видела. Его голубые глаза словно обжигали меня взглядом. Рассудив, что в школе они все уже видели трусы, как у меня, и желая вернуть Элизабет, я подняла юбку. Мальчишки засмеялись, а у меня запылали щеки. Сгорая от стыда, я одернула шерстяное платье, и оно прикрыло бедра.

– А теперь отдай куклу, – умоляла я.

– Это еще не все, – издевался он. – Я не разрешал опускать платье. Теперь подними юбку и спусти трусы.

Я уставилась на него. В спортзале мы такого никогда не делали. И при других девчонках тоже. Даже в туалете можно было спрятаться за дверью. Я была уверена, что это неприлично, даже грешно.

Зря я поддалась его первому приказу, глупость сделала, теперь, как всякий задира, он от меня не отстанет.