Кружок друзей Автандила (Повести и рассказы)

Ну, и так далее. Повторить-то, конечно, был труд невелик, но вот библиографический комментарий вызывал некоторые затруднения. Но мой добрый гений, раз придя на выручку, не оставил меня и тут. По его подсказке я вспомнил якобы давным-давно прочитанный сборник стихов сразу нескольких поэтов (то, что в мои дни называли «братской могилой»), название которого уже стерлось из моей памяти, но некоторые стихи одного из авторов еще живут в ней, и, судя по их глубине и блеску, этим автором просто не мог быть никто иной, как Автандил. Объяснение было принято — как будто у них была другая возможность? — обещание постараться вспомнить к следующей встрече еще что-нибудь из запавших мне в душу стихов торжественно дано, и мы стали наконец расходиться. Почтительный хозяин, прежде чем закрыть за мной дверь, твердо отчеканил:

— В следующий четверг жду!

Первая встреча с кружком любителей Автандила закончилась.

XIII

В следующий четверг я, естественно, стоял в уже знакомое время подле уже знакомой двери и давил на кнопку звонка. Равно как и в следующий после первого следующего, и в следующим за вторым, и еще, и еще... Впрочем, не надо думать, что эти автандилические бдения с моим посильным участием длились до бесконечности (в метафорическом, естественно, смысле, поскольку в реальной жизни и какой-нибудь отчетный квартал может, при соответствующем стечении обстоятельств, показаться этой самой бесконечностью). Разумеется, нет. И дело даже не в том, что через определенное количество этих «следующих четвергов» вся история мне наверняка приелась бы и я понемногу отъехал бы в сторону, чтобы заняться поисками чего-то новенького и еще не успевшего надоесть. Или, точнее, не только в том. Просто, все на свете, извините за столь нелюбимый мной самим трюизм, имеет свой естественный конец, как имело когда-то и свое начало. И попал я к автандильцам как раз тогда, когда их кружковщина была уже на излете, настолько они, еще не вполне сами понимая это, успели поднадоесть друг другу однообразным чтением все тех же немногих строк из случайной попавшейся их основоположнику малотиражной серой книжицы и не менее однообразными восторгами по их поводу. Мало ли подобных сообществ ежедневно возникает и рассыпается, и так ли уж важно, по какому именно поводу и случаю они внезапно сложились, ненадолго уменьшив энтропийный хаос беспорядочного перемещения во времени и в пространстве отдельных человеческих особей? Они появляются вокруг стихов и прозы, подледного лова и прыжков с парашютом, воскресных футбольных встреч и вырезывания по дереву — продолжайте сами, если не лень. Но особенно много их на нашей бедной земле, ибо где еще невинная болтовня по самому малому поводу, если она ведется на регулярной основе, да еще и в группе из двух и более человек, таит в себе притягательное для молодого и незрелого ума — да что там, и для немолодого и зрелого тоже — зерно некой фронды и даже, не побоюсь утверждать, определенного риска? Где еще протертая и даже отчасти переваренная и, главное, строго отдозированная преснятина ежедневной жизни заставляет прозревать собственную значительность и интеллектуальную самоценность в нескольких высказанных вслух — вот именно, вслух! то есть и другим тоже — соображениях по самому ничтожному поводу, какими бы убогими соображения эти ни показались бы тому, кто в этом поводе действительно понимает? Где еще... О Господи, кажется опять вещать начал, хоть уже столько раз зарекался... Ну, будет, будет... И так каждому ясно и понятно...

А я только о том, что не слишком долго длились после той памятной первой встречи и сама автандильская эпопея, и мое в ней участие. Более того, возьму на себя смелость утверждать, что продолжением своим в течение еще некоторого времени эта милая и смешная культурологическая самодеятельность в значительной мере была обязана именно моему появлению. Ведь кто, как не я, принес в замкнувшийся вокруг сотни печатных страниц мирок сведения о том, что и в наружном большом мире существуют и даже пользуются определенной известностью какие-то неведомые обитателям этого мирка строки все того же Автандила, а значит, кружковские бдения и тщания наполняются несомненным смыслом и даже некоторой общечеловеческой значимостью. И разве не благодаря моей непроизвольной начитанности и захламленной разнообразным стихотворным мусором памяти проснулось у автандильцев второе дыхание в поисках предкружковской истории их любимого автора и дало им силы для целого ряда дополнительных встреч и дискуссий? Но я снова забегаю вперед. И потому плюнем на умствования и перейдем к простенькой правде действительных событий в порядке их проистекания на том историческом отрезке.