Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!»

Бой со «сто девятыми» нежелателен, он в наши планы не входит: свяжешься с истребителями – прозеваешь бомбардировщиков. Что же делать? Решаю все-таки ударить и коротко объявляю группе свой замысел:

– Схватку вести, не уходя из района прикрытия. При появлении бомберов – прорываться к ним!

Не теряя времени, используя преимущество в высоте, мы с ходу бросаемся в атаку. Противник уже заметил нас. Его четверки одна за другой уходят вверх с разворотом вправо. Мысленно ставлю за этот маневр оценку «хорошо» – по старой инструкторской привычке. А сам разгоняю скорость до максимальной, чтобы не упустить «шмиттов», которые теперь уже устремляются вниз, как бы приглашая нас вести бой на вертикалях. Возражений нет: на вертикалях так на вертикалях! Даю команду Амелину:

– Алексей! Оставайся на высоте и держи превышение. Внимательней за воздухом!..

Моя шестерка мчится на противника. Помня, что «лавочкины» на пикировании уступают «мессерам», ловлю вторую четверку на выходе из него, а первую атакует Амелин. И вот готово: один фашист приказал долго жить!

Атаки следуют непрерывно. Самолеты постоянно меняют положение относительно друг друга. Это напоминает бешеную карусель. Вдруг замечаю две девятки немецких бомбардировщиков, а с ними – двумя четверками – «сто девятые».

– Под нами «лапотники»! Атакую! – передаю по радио и, выбрав удобный момент, полупереворотом отрываюсь от «мессершмиттов», как бы сваливаюсь на ведущую группу «юнкерсов».

Вражеские истребители, от которых я только что оторвался, меня не преследуют. Пара «шмиттов», идущая слева от бомбардировщиков, – не помеха, через нее можно проскочить. Атаку пары «сто девятых», что правее «лапотников», надо опередить. С четверкой «шмиттов», идущих позади второй девятки бомберов, встреча после атаки. Главное сейчас – стремительность, точность.

Командую своему напарнику Мудрецову:

– Бей левофлангового, замыкающего! Я – ведущего! Выход – над группой, вправо.

Сближаемся с «юнкерсами». Стрелки открыли плотный огонь из бортового оружия. Жарковато…

Мысленно успокаиваю себя: все внимание – на цель… Стрелки промахнутся, не попадут…

Пара вражеских истребителей, через которую мы с Валентином только что прорвались, осталась далеко позади. Та, что правее, – не в счет; она разворачивается для атаки, но уже поздно. Дистанция до противника настолько мала, что силуэт «лапотника» выходит за пределы отражателя прицела. Длинная очередь – и «юнкере», охваченный пламенем, падает одновременно с самолетом, сбитым моим ведомым.

Да, не часто случалось в эскадрилье, чтобы в одновременной атаке парой истребителей были уничтожены сразу два вражеских бомбардировщика! Довольно синхронно сработано.

Из атаки мы выходим вверх над «юнкерсами» – мимо пары «мессеров», что сопровождает вторую девятку бомберов.

Тернюк с Карповым бросаются к нам на помощь. Сейчас во что бы то ни стало надо прорываться к «лапотникам»: они вот-вот начнут бомбить наземные войска. Истребители противника, понимая это, лихо атакуют, сковывая нашу группу боем. Это-то не страшно! Мы боимся другого – «юнкерсы» уйдут…

Спина у меня взмокла, по лицу – пот в три ручья. И не столько от напряжения в бою – к этому я давно привык, – беспрерывно гложет мысль: задержать, не пропустить, успеть нарушить строй гитлеровских бомбардировщиков.

– Евстигнеев! «Яки» подходят. Они займутся «юнкерсами», а ты свяжи боем истребителей, – раздается голос с командного пункта. Я узнаю его: это командир корпуса Подгорный. Подмога очень вовремя. От радости кричу в эфир:

– Ура «якам»!

Да, пришли они, наши друзья, наши собратья. Не будь «Яковлевых», трудно сказать, чем бы все кончилось. Передаю по радио своим ребятам:

– Орлы, слышали?! Бьем «худых»!

Силы словно удесятерились. А «шмиттам» было не до «Яковлевых»: десятка красноносых Ла-5 наседала на них. На высоте от полутора до двух с половиной тысяч метров кружилось более двух десяткой истребителей. Амелин с Жигуленковым и братьями Колесниковыми держатся с превышением, они не дают «мессам» подняться вверх. И противник уходит к нашей шестерке, в эту свалку, где даже очередь выпустить мудрено – прошьешь не только чужого, но и своего. Не стреляют и фашисты – по этой же самой причине. Самолеты в воздухе напоминали быстро изменяющуюся гигантскую спираль – все так стремительно и нестойко в этой необычной круговерти…

В поле моего зрения иногда попадают шлейфы дыма горящих бомбардировщиков врага, белые купола парашютов – это работают «яковлевцы».

Вновь с командного пункта тот же голос:

– «Яки», набирайте высоту! Следуйте к «лавочкиным». Они ведут бой с истребителями!

Но помощь нам уже не требуется: «сто девятые» быстро уходят на запад, и я коротко передаю на командный пункт:

– Бой закончен!

Снова оттуда лаконичная команда:

– «Лавочкины» – три, «Яковлевы» – две тысячи метров. Находиться надо мной. Пусть пехота посмотрит на вас…

Да, для наших воинов присутствие советской авиации в небе всегда и моральная поддержка: есть защита сверху, значит, гони фашистов дальше без боязни, что на голову посыплются бомбы.