В конце мая немцы подтянули значительные резервы, вновь разгорелись яростные бои. На этот раз они проходили северо-западнее Ясс. Там 52-я армия обороняла выгодные в стратегическом отношении высоты. На ее долю выпала тяжелая борьба, которая продолжалась до начала наступления наших войск в Белоруссии. Более месяца шли упорные схватки. Противник стремился овладеть утраченными высотами, а 52-я армия стойко и мужественно удерживала эти позиции.
Против нее, казалось, была брошена авиация всего фашистского блока. Каких только самолетов здесь не было – «хейнкели», «хеншели», «юнкерсы», «фоккеры», «мессершмитты», «иары», «макки», «ПЗЛ» и многие другие. Все они стремились облегчить задачу своим войскам. В воздухе было на редкость жарко. Но численное превосходство не страшило наших летчиков. Они мужественно и упорно разили фашистских стервятников, блестяще выполняя задачи, которые ставило перед ними командование.
…В это напряженное время на старт выносилось полковое знамя. Делалось такое в исключительных случаях, когда складывалась настолько тяжелая обстановка в воздухе, что добиться победы в бою можно было, только рискуя жизнью.
Командир полка, заместитель по политической части, начальник штаба собирались на старте, и знаменосцы выносили знамя части, ее святыню. Летчики перед вылетом на задание становились у знамени на одно колено, целовали полотнище и уходили в небо с клятвой: бить врага, не щадя жизни. Надо сказать, они были верны слову – дрались самоотверженно и непреклонно. Когда кончались боеприпасы или горючее было на исходе, летчик направлял свою машину в гущу вражеских стервятников, рубя противника винтом. Случалось, и погибали во время тарана…
В труднейшие моменты схватки, когда весь ты напряжен до предела и усталость дает о себе знать не только ошибкой, но порой и безразличием к себе, алое знамя полка выплывало из глубин памяти, напоминая о клятве, данной тобой. О том, что ты – русский солдат, потомок суворовских чудо-богатырей, что ты – коммунист, защитник Отечества и высшей справедливости на земле – свободы.
Вот откуда черпались энергия, сила, настроенность на смертельную схватку с врагом.
О том, как сражались мои товарищи в этот период войны, говорит сохранившееся в архивах обращение командования 4-го истребительного авиакорпуса к летчикам, техникам и вооруженцам:
«Товарищи летчики, техники и вооруженцы!
…На нашем участке фронта завязались ожесточенные воздушные бои. За три дня воздушных сражений – 1, 2 и 3 июня – только летчики 240-го иап уничтожили 20 самолетов противника без потерь со своей стороны.
Герой Советского Союза капитан Кожедуб за два дня боев сбил четыре самолета противника. Это его 43-я победа. Мастер воздушного боя капитан Евстигнеев сбил пять самолетов противника – теперь на его счету 44 сбитых фашистских самолета. Младший лейтенант Брызгалов сбил два самолета, старший лейтенант Жигуленков – два самолета. Уничтожили по вражескому самолету отважные и умелые летчики – Тернюк, Мудрецов, Карпов, Шпынов…
Держитесь и бейте врага так, как бьют его летчики 240-го полка…»
Всякое доверительное и теплое обращение окрыляет. И летчики, зная трудности поставленных перед нами задач, постоянно искали пути их лучшего решения. Противник, где бы он ни пытался прорваться к советским войскам, повсюду встречал яростный отпор со стороны истребителей нашего соединения. Гитлеровцы применяли различные способы выхода в район боевых действий, вылетали большими группами, наращивали усилия в бою, пытаясь создавать количественное превосходство. Однако добиться желаемых результатов им не удавалось, и господство в воздухе неизменно оставалось за нами.
Однажды мы вылетели восьмеркой на сопровождение двенадцати штурмовиков. Передовую перешли на высоте 1200 метров. По штурмовикам остервенело заработали зенитки, но они спокойно, как на своем полигоне, заходят на цель, сбрасывают бомбы и реактивные снаряды. Затем, перестроившись в боевой порядок «круг», один за другим начинают пикировать, поливая противника пулеметно-пушечным огнем. С земли дым и пыль поднимаются на высоту более ста метров. Выход из атаки наши «илы» выполняют на высоте бреющего полета, у самой земли, поэтому часто скрываются в непроглядном мутном мареве, чтобы через считаные секунды, вынырнув из него, вновь строить маневр для захода на цель.
«Горбатые» в море огня, пыли и дыма работают как ни в чем не бывало, сея смерть и наводя ужас на врага; идет штурмовка.
Боевой порядок истребителей над целью обычный: группа непосредственного прикрытия – на внешней стороне круга, другая находится выше «горбатых», применяя иногда обратный круг полета по тактическим соображениям. Итак, я с четверкой внизу с «илами», а две пары Тернюка над нами. Во время работы штурмовиков мое звено также атакует гитлеровцев.
В конце штурмовки появились ФВ-190, сколько их – точно не удалось установить, но не менее шести-восьми самолетов. С появлением «фоккеров» забот нам прибавилось – теперь уже не до наземных целей. Истребители противника по одному и парами пытаются подойти к «илам».
Четверка Тернюка вливается в общую группу. Началось что-то похожее на ряд разрозненных, отдельных боев у круга «горбатых». Зная губительную мощь пушечного вооружения штурмовиков, мы иногда уходим под их защиту, увлекая за собой «фоккеров». Один из них попал под прицел выходящему из атаки «илу». Очередь – и гитлеровская машина рассыпалась на куски.
Около двадцати минут штурмовики обрабатывали цели. Потерь у нас не было, но израненных машин хоть отбавляй. Один Ил-2 с поврежденным шасси и огромными пробоинами еле добрался до нашей точки. Две машины из моей группы из-за серьезных повреждений вышли из боя раньше.
Фашисты недосчитались трех самолетов – один поражен огнем штурмовиков, два – в бою с истребителями.
22 мая кроме прикрытия войск полк получил задание обеспечить сопровождение двух вылетов штурмовиков на разведку. «Илы» должны были более полно вскрыть немецкую оборону, сосредоточение войск и расположение самолетов на аэродромах. Район разведки разделили на два участка – восточный и западный.
Первый выход на восточный участок по маршруту Яссы – Роман – Негрешти выполняла моя группа в составе шести экипажей. Полет прошел успешно. Над аэродромом Роман мы встретили шестерку Me-109, отбили их от штурмовиков, задание выполнили и вернулись без потерь.
На западный участок Тыргу-Фрумос, Тыргу-Нямц, Пьятра-Нямц вылетел мой заместитель Тернюк. В группе с ним Попко, Мудрецов, Карпов и от кожедубовской эскадрильи – пилот Гопкало.
«Горбатые» шли как обычно, на небольшой скорости, на высоте 800—1200 метров. Это высота полета на разведку и фотографирование. Тернюк с ведомым Попко – рядом со штурмовиками, тройка Карпова – чуть выше и позади.
Над аэродромом Роман их встретила шестерка ФВ-190. Парами немцы устремились к «горбатым». Но натолкнулись на непробиваемую стену: огневая и бронированная мощь летающего танка известны. Мастерски и мужественно вела этот бой и группа Тернюка. Первую пару «фоккеров» Карпов со своей тройкой встретил четким огневым взаимодействием всех экипажей. Вторая пара противника отказалась от атаки штурмовиков и пошла на помощь первой. В этом решении был свой резон: сначала разделаться с нашими истребителями, а потом уже со штурмовиками. Но замысел немцев так и остался неосуществленным. Третью пару «фоккеров» отогнали Тернюк с Попко.
Обескураженные такой неудачей, истребители противника отошли в сторону, как бы раздумывая, с чего бы начать новую атаку. А разведчики в эти минуты занимались своим делом: близость «фоккеров», казалось, их мало тревожила. Не меняя скорости, высоты, курса, «илы» спокойно продолжали полет по намеченному маршруту.
Враг заторопился, боясь упустить, казалось бы, легкую победу. Атаки его стали активнее. Один из гитлеровцев ринулся на машину ведущего. Михаил Попко, заметив, что командиру группы грозит опасность, а в случае промедления удар по машине Тернюка уже будет неотразим, бесстрашно бросается на «фоккера», преграждая ему путь своим самолетом…
Снаряды прошили кабину, поранили руку летчика, часть же из них застряла в парашюте, и он начал тлеть. Невидимый еще огонь распространился до войлочной подкладки на бронеспинке – пилоту начало жечь спину. Кабина наполнилась дымом. Но Попко не выходил из боя. Более пятнадцати минут, раненный и обожженный, он отражал атаки. Товарищи даже не подозревали о случившемся…
Бой сместился к линии фронта. «Фоккеры» несолоно хлебавши прекратили преследование. И только тогда Михаил доложил командиру группы:
– Самолет поврежден. Прыгать с парашютом не могу – тлеет. Постараюсь дотянуть до точки…
Но это ему не удалось: в трех километрах от аэродрома кабину Ла-5 охватило пламенем, и летчик был вынужден, не выпуская шасси, приземлиться в поле. Едва он успел выскочить из самолета и отбежать несколько метров – истребитель взорвался. На Михаиле горело все – комбинезон, майка, трусы…
На место вынужденной посадки сразу же отправились машины с людьми и со всем необходимым. Завернутого в остатки парашюта Попко доставили в санчасть. Летчик молчал, но когда подошли мы с Иваном Кожедубом и пилотами из второй эскадрильи, он заговорил:
– Командир, не волнуйтесь. Задание мы выполнили. Я поправлюсь. Вот увидите. Жаль, машину не удалось спасти.
– «Машину спасти»! Чего тянул-то – не вышел из боя? – спросил я.
Михаил сморщился от боли и виновато произнес:
– Нас так мало… Не мог я бросить ребят… «Фоккеры» нахально лезли к «горбатым».
Попко замолчал. Тяжко было смотреть, как он мучался! Врачи попросили нас оставить его одного и обещали поставить летчика на ноги.
Без малого целый год скитаний по госпиталям, в которых Михаил пролежал, а точнее, провисел на подвесках, – и вот в июне сорок пятого, добившись разрешения летать, он вернулся в свою часть.
Забегая вперед, скажу: сейчас Михаил Иванович Попко – инженер, живет и трудится в столице своей родной Белоруссии – Минске. А тогда был отзыв командира 231-й штурмовой Рославской дивизии полковника П. Чижикова о выполнении задания летчиками группы старшего лейтенанта Тернюка:
«Этой группой на аэродроме Роман было обнаружено до 60 самолетов противника, которые противник подтягивал в район предстоящих наступательных действий. По этим данным, дивизия 29.05.44 г. нанесла массированный удар по аэродрому Роман, в результате которого уничтожено свыше 30 самолетов противника. Штурмовики, ведомые лейтенантом Фроловым, вынесли свою горячую благодарность истребителям за мужество, настойчивость и отвагу в этом полете…»
Разведка полосы обороны, передвижения войск и базирования авиации на аэродромах противника не прекращалась ни на день. Она проводилась между вылетами групп на выполнение основной задачи полка. После прикрытия войск, как правило, летим на уточнение движения колонн к передовой (по дорогам между населенными пунктами Тыргу-Нямц, Хуши), а также количества самолетов на аэродроме Роман.
Как-то, выполнив задание, мы возвращались обратно. Скоро передовые позиции. Вдруг вижу восьмерку ФВ-190 над нашими войсками. Вначале они шли пара за парой, а затем по одному начали переходить в пикирование для атаки наземных целей.
Следуя по курсу полета «фоккеров», решаю воспользоваться случаем и нанести внезапный удар. Мудрецов понял мой замысел, и мы ринулись в атаку. Сблизившись с фашистами, в момент перехода ведущего в пикирование пристраиваемся к замыкающей паре. Противник, если и заметил нас, то, видимо, вначале принял за своих и спокойно продолжал выполнять маневр.
С минимальной дистанции бью наверняка. Только теперь немцы увидели трассы от моего истребителя по самолету, замыкающему их боевой порядок. В группе начался переполох, но поздно. «Фоккер» взрывается на земле! Не теряя поистине золотых секунд, проскакиваю к ведущему и атакую его – на выводе из пикирования. Дистанция великовата, очередь оказалась безрезультатной. «Фоккер» резко разворачивается от линии фронта. Остальные, как по команде, прекращают атаку и тоже следуют за ним от передовой.
– Боевой вправо, – передаю ведомому. – В облака не соваться! Будь внимателен.
Убедившись, что «фоккеры» не пытаются продолжать штурмовку, берем курс на свою точку. Работу окончили…