Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!»

В те вот дни мой неутомимый механик, человек веселый, заводной, мастер на всякие выдумки, выпил со священником местного прихода. После чего честная компания устроила шествие. Любопытное зрелище получилось. Впереди, еле передвигая ноги, шел тучный служитель церкви: на нем черная сутана, на груди – здоровенный серебряный крест. Бережно и заботливо поддерживал его механик самолета командира эскадрильи сержант Петр Козлов. А чуть позади несколько пошатывающееся сопровождение верующих румын. Их церковь была расположена недалеко от стоянки самолетов.

К нам прибыл начальник политотдела дивизии Боев и невольно стал свидетелем столь необычной картины. Вдруг лицо его изменилось – гневно сошлись брови на переносице. Надо же случиться такому: он увидел среди верующих… механика своей дивизии! И даже не среди них, а впереди, рядом со священнослужителем!

– Эт-то еще что за крестный ход?! – воскликнул полковник.

Ничего не подозревавшие командир полка Ольховский и парторг Беляев, даже не взглянув на странное шествие, равнодушно заметили:

– Какой-то праздник у румын. С самого утра народ ходит.

Боев, человек решительный и твердый, приказывает:

– Убрать немедленно этого… не буду называть его воином! И ко мне, на командный пункт! Сейчас же!..

Веселой компании – как не бывало: два служителя храма зашли в сторожку около церкви. А мой механик, «герой» этого происшествия, не задерживаясь, взял курс к командному пункту. Там, получив, как говорится, по первое число, он вернулся к самолету. Печальный и обескураженный, Козлов не знал, чем заняться.

Я же, узнав о случившемся, сразу был вызван к полковнику Боеву.

– И надо же такое придумать! И кто?! Механик самолета командира эскадрильи, мастера воздушного боя! Да как же ты, Евстигнеев, мог такое допустить?!

Боев, сделав паузу, посмотрел на меня с жалостью и недоумением. Немного передохнул, и голос его зазвучал с новой силой:

– Вот пройдоха твой механик… И как ловко объясняет проступок: Патриарху Московскому и всея Руси Алексию орден, говорит, вручили за заслуги перед Отечеством, вот, мол, чарку и пропустил. А другую – против религии, одурманивающей народ. Тоже мне атеист…

Посмотрев на часы, Боев неожиданно спросил:

– Что, в эскадрилье для комэска лучшего механика нет?

В ответ я пытаюсь убедить полковника в том, что для меня Козлов – лучший, и обещаю серьезнее заняться дисциплиной и воспитательной работой в подразделении.

Андрей Ермолаевич в беседах неутомим: закончив разговор о случившемся, он перешел к вопросу о состоянии техники, настроении личного состава, готовности летчиков к предстоящим боям. Интересовала его также наша оценка действий авиации противника и характеристика боевых приемов вражеских летчиков. Наконец после указаний о необходимости разбора поступка механика на общем собрании подразделения эта нелегкая беседа закончилась.

Из командного пункта я вышел весьма раздосадованный проступком механика и по дороге на стоянку машин эскадрильи с раздражением и неприязнью думал: «Ну, атеист, сейчас тебе будет и за здравие, и за крестный ход!»

Однако мой гнев по мере сокращения расстояния до стоянки угасал, а когда же я подошел к самолету и увидел своего «инженера» грустно сидящим на аэродромном баллоне с поникшей головой, то оттаял окончательно.

Обращаюсь к Козлову:

– Что, атеист, набедокурил, ославил эскадрилью? Ну расскажи, как тебе такая блажь втемяшилась в голову?

Механик смотрит на меня с удивлением и говорит, словно в глубоком раздумье:

– Чего рассказывать-то… Я думаю, не иначе как черт меня попутал. И с попом ли, с батюшкой ли я был?

– Можешь не сомневаться: с ним! Зелье хлестал и псалмы распевал с настоящим батюшкой, имеющим и плоть и кровь, – возмущаюсь я его попытками схитрить. – Не крути! Выкладывай как на духу!

Петр молчал, но, увидев, что я сел рядом на баллон с намерением выслушать его, начал повествование.

…Итак, как только Козлов прочитал в газете сообщение о награждении патриарха, у него моментально созрело решение: событие нужно отметить. Оценив обстановку – вылетов на задание эскадрилья не имеет, самолет исправен, как часы, он оставляет у своей машины моториста и направляется к церкви.

Там Козлов показывает газету сторожу и просит позвать батюшку.