Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!»

Когда поп вышел из храма, механик подал ему газету и, щелкая указательным пальцем правой руки по шее, чуть ниже подбородка, популярно попытался объяснить, что в таких случаях по русскому обычаю следует сделать. Козлову, как всегда, повезло: сторож во время империалистической войны был в русском плену, где научился понимать наш язык. Он и перевел духовному лицу, что значит «обмыть» награду. По счастливой или, наоборот, несчастливой случайности этот день совпал с каким-то религиозным праздником, когда верующие приходят с вином и закусками на кладбище – поминать почивших. Поэтому Козлов сразу же получает официальное и любезное приглашение пойти на кладбище, что вблизи аэродрома, и, конечно, принимает его. Верующие встречают эту троицу с восторгом: как же – среди них русский воин! Кое-кто отважился даже лобызнуть сержанта, что тот великодушно разрешил. И пошло поминовение!..

Священник, любитель подобного, набрался до положения риз. Боясь, однако, в таком неподобающем состоянии показываться на глаза своей матушке, решил отлежаться в церковной избушке. Туда он всенародно и прошествовал, поддерживаемый под руки механиком и сторожем. При этом хмельные христиане что-то громко напевали…

– Вот так мы и шли, – закончил рассказ Козлов. – Что пели румыны – псалмы или что-то другое, – не могу знать. Я затянул «Катюшу», кое-кто мне помогал. И надо же: подходя к церкви, попался на глаза начальнику политотдела!

Терпеливо выслушал я «исповедь» своего механика и заключил:

– Блажь, что не дает тебе покоя, утихомирим работой. Завтра сменишь мотор на резервном самолете, а сегодня вечером будь готов объяснить собранию личного состава эскадрильи, как ты борешься за ее авторитет. Ясно?

– Ясно, – ответил Козлов. – Техника – моя жизнь. Мотор сменим. Но вот каяться перед товарищами…

Урок, как говорится, пошел впрок. За оставшийся период войны, вплоть до демобилизации, причуд, шкодливых выдумок за моим механиком не наблюдалось. Войну он окончил с честью.

А о торжестве механика Козлова по поводу награды патриарха еще долго-долго шутили в полку…

Временная передышка, как затишье перед бурей, настораживала нас. Мы не обольщались мыслью, что бои за Румынию подходят к концу. Конечно, они возобновятся, но когда – никто не знал.

Учитывая затишье на передовой, командир и особенно врач полка Е.В. Гущин, не обращая внимания ни на какие возражения, все-таки направляют меня на лечение в Москву в авиационный госпиталь.

К этому времени на моем боевом счету было 49 сбитых самолетов противника. За бои над Молдавией меня награждают английским Крестом рыцарства V степени. Генерал ИД Подгорный, вручая орден перед строем полка, сказал:

– Товарищи, Евстигнеев за успехи в воздушных боях над Днепром награжден орденами Суворова, Красного Знамени. Сейчас за освобождение Молдавии мы вручаем ему орден Британской империи и надеемся, что в скором времени на его груди засияет звезда Героя Советского Союза.

Жаль было оставлять боевых друзей, но приказ есть приказ. И 23 июня 1944 года, передав эскадрилью своему заместителю Тернюку, я убываю самолетом По-2 в Бельцы, откуда лечу до столицы.

В Центральном авиационном госпитале диагноз моей болезни подтвердился. Но на душе у меня было неспокойно по другой причине: изо дня в день я ожидал наступления нашего фронта. С объявлением Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении мне звания Героя Советского Союза (Указ от 2 августа 1944 года) свое пребывание в госпитале считал вообще неуместным, но несложная операция приковала меня к больничной койке, и я опасался длительного лечения. Так оно и получилось. Командование госпиталя, как только я был признан ходячим больным, направило меня в подмосковный Центральный дом отдыха ВВС, предварительно добившись разрешения на прием в Кремле для получения награды.

29 августа 1944 года я в Кремле – сердце нашей Родины. Он потряс мое воображение своим величием, красотой, талантом предков наших, сумевших передать душу русского народа, его немеркнущий гений…

Отношение к Кремлю у каждого русского во все времена было не однозначным – ведь это не только политический центр государства, но и святыня нации. «Вот оно, прошлое нашего народа, – думал я, – его настоящее и будущее. Гордость и слава многих поколений, что жили когда-то и будут еще жить…»

Награжденных пригласили в один из больших кремлевских залов. В назначенное время прибыл Михаил Иванович Калинин. Когда он входил в зал, все встали, горячо приветствуя Всесоюзного старосту.

Церемония вручения орденов деловая и строгая: зачитывался Указ, Михаил Иванович вручал награду. Несмотря на предупреждение не особенно сильно сжимать руку Калинину, каждый старался вложить в это рукопожатие не только чувство теплоты и благодарности, но и, казалось, всю силу.

Получив орден Ленина и Золотую Звезду, я решаю немедленно уехать на фронт, в полк! Буду жив – долечусь после войны…

Задумано – сделано. Из Кремля иду прямо на квартиру Марии Сергеевны – матери Алексея Амелина, где назначена встреча с техником звена Кочагиным, оказавшимся в Москве и навестившим меня в госпитале.