Крылатые и бескрылые

Михаил Казимирович вдруг предложил:

— Я бы с удовольствием прочитал у вас лекцию о трудовом законодательстве… Как ты полагаешь, дочка, это было бы интересно для молодежи? Для рабочего человека ведь это главное в жизни.

— Я посоветуюсь, папа, в комсомольской организации. Мне кажется, это интересное предложение.

После ужина, прошедшего, как обычно, молча, Михаил Казимирович прилег на диван и попросил Люду посидеть немного рядом. Полина Варфоломеевна ушла на кухню мыть посуду.

— Ты рассказала бы, доченька, что у вас нового на заводе. Кстати, объясни, что там произошло с Василием Васильевичем Власовым. Будто бы он крепко повздорил с Макаровым.

Люда удивилась, откуда отец знает о ссоре между Власовым и Макаровым. Ведь такие вещи совсем не должны выходить за стены завода. Речь же идет не о настроениях, а о боевых самолетах…

Почувствовав, что дочь заколебалась с ответом, Михаил Казимирович объяснил:

— Встретились мы с Василием Васильевичем вчера на улице жаловался он. Но я, право, мало смыслю в ваших делах и почти ничего не понял.

Люда отлично знала о существе расхождений между двумя ведущими конструкторами, знала о мнении главного инженера по этому вопросу, о решении директора, но она даже представить себе не могла, как можно об этом вести разговор с людьми, не имеющими никакого отношения к заводу.

— Папа, я еще сама толком не разобралась, из-за чего они поссорились, уклончиво ответила она. — У нас нередко люди спорят друг с другом, но если во все мне вникать, то для" своего дела времени не останется..

Сославшись на то, что надо готовиться к докладу, Люда пожелала отцу хорошо отдохнуть и ушла в свою комнату.

Усевшись за письменный стол, облокотилась, положила подбородок на ладони и задумалась. В детстве она души не чаяла в отце. И до сих пор сохранила любовь к нему. Но вместе с тем не могла отрешиться от мысли, что с каждым годом эта привязанность и любовь все заметнее и заметнее слабели. А сегодня вдруг родилось какое-то сомнение… «Глупая я, должно быть, — подумала с упреком. — Папа ведь всю жизнь трудится для семьи, для меня…

Мать вошла к ней в комнату так тихо, что Люда и не слышала, увлекшись работой. Было уже поздно. Рука Полины Варфоломеевны мягко легла на плечо дочери. Люда оглянулась.

— У нас гости, доченька, — улыбнулась ей мать. — Ты не выйдешь?

— Какие гости? — удивилась Люда.

— Федор Иванович и этот… Ну, твой, как его — Петя, летчик.

Люда поднялась, удивленно посмотрела на мать.

— Но я не приглашала никого… Полина Варфоломеевна тихо рассмеялась.

— Но и не ко мне же кавалеры! Чувствую, пришли тебя сватать.

— Что ты говоришь, мама! Глупость какая! Иди к ним, а я не пойду. Скажи, что заболела, что сплю. Что угодно…

Полина Варфоломеевна притянула Люду к себе и поцеловала в лоб.

— Хорошо, — сочувственно сказала она. — Я им скажу, что ты к докладу готовишься. Посидят и уйдут.

Но не таков был Петр Бобров, чтобы уйти… Он вошел к Люде в комнату и остановился за спиной. Она сидела, склонившись над развернутой книгой, не находя в себе силы поднять голову и взглянуть на него.

— Ты к лекции готовишься, Люда?.. — спросил Петр, и хотел добавить: «труженица моя», но постеснялся, опасаясь, как бы кто не услышал за дверью. Наконец Люда посмотрела на него.

— К лекции я уже давно приготовилась.

Летчик без труда уловил сухость в ее голосе. «По всей вероятности, мое письмецо не доставило ей удовольствия», — с досадой подумал он.

— Ты устала, Люда, да? — спросил он нежно.

— Усталость тут ни при чем… Иди, Петя, туда. Тебя ждут. Неудобно, мы будто заперлись…

— Но, Люда, — запротестовал был Бобров.

— Иди! — повторила она требовательно.

Бобров глянул на дверь с таким подавленным видом, словно за нею его ожидал еще более сильный удар.

— Ну, если так надо, раз ты просишь… — смущенно проговорил он.

— Я требую, Петя.

Хотелось что-нибуть сказать ей, безразлично что, лишь бы облегчить свое неловкое положение. Но никакие слова не приходили на ум. И это еще больше обескураживало. «Какой я осел! — мысленно ругал он себя. — Так глупо — писать и посылать на домашний адрес…»

— Когда же мы встретимся?

— Когда-нибудь… — ответила Люда мягче. — Иди! Тебя ждут, ну!..

Бобров затрепетал от счастья, заметив появившуюся на ее лице улыбку. «Оказывается, буря не носит серьезного характера». А когда он взял ее руку, Люда неожиданно пожала его горячие пальцы.

— Сегодня столько дел… Я никак не мог забежать, поверь и прости!..

— Ну, ладно уже, ладно, — совсем мягко молвила она, подталкивая его к двери. — И позлиться на тебя нельзя как следует… Но все же иди туда, Петя, а то Федор Иванович сбежит.

…Макаров сидел за столом против Михаила Казимировича, курил папиросу.

— Нынешняя жизнь насыщена удивительными идеями, — витиевато говорил Давыдович, навалившись грудью на край стола. — Мы переживаем эпоху могучего покорения природы, и, надо сказать, она все щедрее и щедрее раскрывает человеку свои тайны. Да, да, Федор Иванович!

Макаров легонько постучал папиросой по пепельнице, усмехнулся.

— А мне кажется, чем дальше, тем она упорнее сопротивляется.

Давыдович подумал немного и согласился: