Крылатые качели

Мама Пелагеи производила впечатление женщины, которая, начав ворчать, не могла остановиться. Друзья с улыбками переглядывались, из чувства такта не желая шутить над странным диалектом Недоумовой. Петр в голос вздыхал. Эрида Марковна, ничего не замечая, перешла на тему «как все нынче плохо, а вот раньше и трава была зеленее, и уксус слаще». Велиалиди все это время внимательно рассматривал Федора и тихо шептался с мамой Киры. В каждую паузу Недоумовой друзья хором прощались, но она, не понимая намеков, продолжала дальше, как заевший патефон, пока не вывела Федора на спор.

– Московский университет! – покачав головой сказала Недоумова. – Зачем?

– Зачем учиться в лучшем вузе страны? – Федор оперся рукой на плечо Мягкова.

Недоумова сразу стала агрессивной.

– Ты забыл, где живешь, безусый мальчишка! – запричитала она высоким голосом. – Выброси свой диплом, ты ничего не добьешься сам. Поверь мне, старой больной женщине – успех в России там, где блат, взятки и постель!

После этих слов Недоумовой Федор понял, что эту окончательно выжившую из ума женщину просто нельзя воспринимать всерьез. «Бедная Пелагея, кто б тебе объяснил правду про Академию суфражисток имени Эбигейл Адамс!» – подумал он, переглянувшись с красавицей.

– Зачем мне верить старой больной женщине? – сказал Федор. – Я поступил без блата. Я иду на красный диплом без взяток. И я твердо верю, что идиоты и бездельники, даже со всем набором ваших козырей, никому не нужны. Лучшие компании возьмут меня, потому что я помогу им стать еще лучше. Страна уже другая, Эрида Марковна.

Недоумова все время саркастически хихикала и, сохраняя неприятное недоброжелательное выражение лица, переглядывалась с Немезидой Кизулиной и Аресом Велиалиди. Федору стало понятно, что они ставят под сомнение каждое его слово. «Вот добьюсь всего, так они не поверят, что сам, – подумал он. – Странные люди».

– А я знаю вашего отца, – сказал Велиалиди со странной ухмылкой. – Умный человек!

Федор покраснел, чувствуя, что тот говорит в негативном смысле, но не нашелся, как достойно ответить.

– Матвей Ребров, депутат Госдумы? – спросила с сияющим лицом Эрида Марковна. – Так это его отец? А, тогда все понятно!

Федор хотел возразить, но, встретив смеющийся взгляд Мягкова, промолчал. Они попрощались и разошлись в разные стороны.

20

Прошло три месяца. Федор Ребров в черном костюме и Анна Миловидова в белом платье, оба со светящимися глазами, сидели в квадратном актовом зале университета с колоннами и яркими люстрами. По традиции, лучшие студенты получали дипломы первыми. Анна уже получила свой, а Федор волновался и краснел, боясь момента славы. Как обычно бывает, фамилию назвали внезапно, и он скованно взбежал на сцену. Отец, тоже взволнованный, с повлажневшими глазами, подошел к сцене фотографировать.

Садовничий, поблескивая линзами очков, улыбнулся Федору, крепко пожал руку и вручил диплом. «Я сделал это!» – ошалело подумал Федор, оглянувшись на огромный зал аплодирующих ему людей с сияющими, светлыми, улыбающимися лицами.

Федор вспомнил, как маленькими шажочками, с любопытством юности и стремлением быть первым, он пять лет вгрызался в науку, не всегда умело, не всегда дисциплинированно, и вот сейчас стоял здесь, на последнем рубеже, отделявшем юность от взрослой жизни. «Это стоило того!» – подумал он и поднял вверх красный диплом, как поднимал золотые медали в велоспорте.

Выступал декан юридического факультета.

– Поздравляю, теперь вы представители одной из древнейших в мире профессий! – сказал плотно сбитый седой мужчина, улыбнувшись. – Впрочем, оставим шутки, юрист не только древняя, но и весьма нужная обществу профессия, особенно сейчас! – Он посерьезнел. – Друзья, вы лучше других знаете о праве, о государстве, о демократии. Вы лучше других знаете, что такое закон, как его толковать и исполнять. Я не могу, к сожалению, обещать вам, что все институты права и государства, что вы изучили в теории, будут правильно работать за пределами университета. Культура неуважения к основным правам человека все еще тянет наше общество назад, к господству одной партии и одного мнения, к тоталитаризму! Да что там, мы все еще не умеем цивилизованно спорить и грезим о революциях, вместо того чтоб договариваться.

Декан говорил с чувством, вызывая в Федоре патриотический озноб и волнение.

– Вы будете судьями, прокурорами, адвокатами, следователями, юрисконсультами, вы будете известными людьми, возможно первыми лицами государства, – продолжал он. – Не предавайте идеалы нашей светлой профессии! Не предавайте людей, которые будут к вам обращаться! Не предавайте ценности цивилизованного общества! Не подчиняйтесь тому дурному, что вы увидите, но и не сидите сложа руки. Своим примером меняйте практику к лучшему. Создавайте гражданское общество. Создавайте правовое государство. Смело идите вперед. Действуйте. Пришло ваше время, коллеги. Будущее – за вами. Я твердо верю, что вы сделаете нашу прекрасную страну лучше. И я твердо верю, что своих детей вы научите правильным ценностям.