Крылатые люди

Некоторое время еще с обеих сторон постреливали одиночными выстрелами, как затихающий дождь: кап, кап, кап… Басмачи, крадучись, втаскивали в гору своих раненых. И вскоре все затихло, только продолжал шуметь вечный Вахш. На окоп падали тени от четырех тутовых деревьев — «чер-тутов». Наверно, и по сей день они дают путникам тень. Жаль, что не расскажут, как горстка красноармейцев не пропустила басмачей через мост, не позволила им соединиться с крупной бандой курбаши Ибрагим-бека.

Глава шестая

Ефим Васенин быстро вошел в строй ночных бомбардировщиков, обратил на себя внимание командования, и его подключили к работе так называемых самолетов-поджигателей.

Эти одиночные самолеты должны были, летая низко в тылу врага, обнаруживать наверняка заданную цель и, разбросав зажигательные бомбы, обозначить огнем границы цели, чтобы последующие группы бомбардировщиков могли уверенней и прицельней вести бомбометание.

Понятно, что противник, соблюдая в своих тылах строжайшее затемнение, многое старался сделать, чтобы дезориентировать наши самолеты, навести на ложную цель. Вот почему и работа по отысканию особо важных целей требовала от наших летчиков и штурманов исключительной вдумчивости, наблюдательности и дерзновенной смелости.

Выполнив целый ряд таких «поджигательных» полетов, Ефим Васенин приобрел важный боевой опыт. Высмотрев в ночи цель, он проносился над ней низко, вызывая огонь зенитных батарей на себя (те не вдруг стремились себя обнаружить). Когда же но самолету начинали палить, Ефим сбрасывал зажигательные бомбы. Все остальное завершали другие самолеты.

В ночь с 7-го на 8 июля 1944 года Васенина сбили в районе Бреста.

В числе пяти самолетов-бомбардировщиков Б-25 они выполняли отвлекающий внимание ПВО противника налет рта второстепенную цель с тем, чтобы основные силы бомбардировщиков АДД сокрушили с максимальным эффектом более важные объекты. И вот когда самолет Ефима уже успешно сбросил бомбы и лег на обратный курс, к ним незаметно подошел ночной истребитель-охотник Ме-110 и первым же залпом своих пушек угодил в левый мотор.

Двигатель вспыхнул, и сколько Ефим ни пытался сбить пламя, ему не удавалось. Он все еще чего-то ждал, смотрел на двигатель в огне, надеялся, что вот-вот пламя потухнет, но когда из мотогондолы вывалилась нога шасси (трубки гидросистемы перегорели, замок открылся сам собой), Ефим увидел, что резина колеса тоже объята пламенем. Колесо почему-то вращалось и горело, и летчик подумал: "Как же теперь садиться?.." Такой нелепый вопрос другой раз не пришел бы в голову, но тут было странное эмоциональное состояние.

Прошло некоторое время (ему хотелось подтянуть поближе к линии фронта). Уже вся левая центральная часть крыла была охвачена бушующим, сдуваемым назад пламенем. За хвостом простирался огненный шлейф метров на двадцать. Васенин спросил, сколько еще до нашей территории. Штурман ответил — километров 70–80. Понимая, что баки могут взорваться в любой момент, Ефим скомандовал всем незамедлительно покинуть самолет.

Сам прыгал последним. Ему никогда прыгать с парашютом не приходилось. Кольцо выдернул раньше, чем следовало, — скорость еще недостаточно погасла. Раскрываясь, парашют сокрушительно рванул его, даже на миг помутилось в голове. Но тут же летчик пришел в себя, будто затем, чтобы не пропустить, увидеть взрыв своего самолета: прочертив огненным хвостом вдалеке небо, он вдруг вспыхнул ослепительной кляксой и рассыпался сверкающим дождем.

Еще было время, чтобы успеть осмотреться. На востоке уже протянулась полоска зари, и нетрудно было заметить, что спускается парашют неподалеку от крупного населенного пункта. Потом земля все быстрей и быстрей стала надвигаться на него, и Ефим, выжидая, стал готовиться, поджимая под себя ноги раньше времени, и наконец свалился на бок в картофельное поле.

Вскочив на ноги, Ефим вгорячах сбросил парашют и кинулся бежать. Но, сделав несколько шагов, сообразил, что парашют его и выдаст. Тогда он вернулся, вытянул вдоль грядки шелк и, разрывая торопливо пальцами рыхлую почву, забросал парашют землей. Поблизости виднелись крестьянские дома.

Рассвет застал Ефима неподалеку от колосящейся ржи, по тут его заметили крестьяне, идущие на покос. Бежать от них было и поздно и нелепо, да и пить хотелось нестерпимо.

Мучимый жаждой, Ефим решил подобраться к крайнему дому. Осторожно выглянув из-за сарая, увидел женщину в огороде. Та тоже его заметила и уставилась расширенными глазами. Летчик тихо попросил у нее ковш воды, но огородница не шевельнулась, а в глазах ее стала заметна явная враждебность. Подумал, что она не поняла, кто он, и поспешил сказать:

— Я советский летчик, ночью здесь выпрыгнул из горящего самолета.

На это баба с усмешкой подбоченилась:

— А ты иди к старосте, он тебе и пить и есть по горло выдаст!

Лютая злоба вскипела в нем, и он высказал все, что о ней думает. Она же будто только и ждала этого, чтобы завопить истошно, как рыночная торговка.