Читаем Крылатый пленник полностью

Сорок секунд полёта… На восточной стороне аэродрома, куда подходит истребитель, огневая завеса плотнее. Здесь – фронтальные подступы к аэродрому, они прикрыты особенно мощной зенитной системой. Самолёт упрямо идёт среди разрывов, как некогда российский солдат проходил сквозь строй шпицрутенов… Разрывы стали бело-розовыми: термитные снаряды. Опять удар в плоскость… Пора выходить из этой игры! Впереди по курсу – пушистое облако, ярко озарённое утренним солнцем. Оно пышно клубится чуть выше горизонта, заданного разведчику. А зенитки ждут, что он вот-вот спикирует на бреющий. Они уже переносят огонь счетверённых пулемётов вперёд и ниже… Лётчик выключает затвор фотокамеры, набирает скорость и крутой горкой врывается в облако.

Опешившие зенитчики, потеряв из виду свою мишень, переносят огонь по облаку. Но уже в следующее мгновение из его клубящейся ваты выныривает самолёт, отвесно пикирует и бреющим полётом уходит в сторону фронта. Только моторный гром ещё раскатывается эхом по чужому аэродрому.

Сердце лётчика поёт и ликует. Стрелки приборов вибрируют в ритме бешеной чечётки.

– Выполнил! Выполнил! Выполнил!

Но до своих – ещё не один десяток километров, и лётчик старается утихомирить радость, успокоить взбудораженные нервы. Для лучшей ориентировки он держит теперь высоту двести метров. Под собой, на земле, он различает чёрный силуэтик своего Ла-5, который быстро отдаляется от расплывчатой тени облака. Силуэтик деловито бежит по зелёным полям и перелескам, облаку никак не поспеть за ним.

Курс самолёта совпадает с безлюдной шоссейной дорогой. По её сторонам – редкий лесок. Вдали дорога поворачивает к небольшому селению. Вячеслав пристальнее всматривается в даль за поворотом и замечает там какое-то движение. Вот уж, действительно, на ловца и зверь!

Немецкая пехотная колонна, растянувшись сотни на четыре метров, беспечно марширует по лесной дороге. Уже видны лётчику автомашины с грузами, воинские кухни, мотоциклисты, лошади в упряжках. Две легковые машины. Повзводно шагает пехота. Можно различить, как ритмично мелькают руки солдат с засученными рукавами. Должно быть, под песню маршируют…

Самолёт почти скрыт от колонны за верхушками деревьев, против солнца немцы не могут различить опознавательных знаков и не обращают никакого внимания на одиночный истребитель с запада, тянущийся весенним вальдшнепом над мелколесьем. И вдруг…

Истребитель развернулся, зашёл колонне в тыл, снизился до десятка метров и… «сыпанул» в упор!

Всё перемешалось, рассыпаясь и разбегаясь. За четыре секунды, пройдясь вдоль всей колонны, лётчик израсходовал половину боекомплекта. Надо бы повторить заход, но…

Запас в бензобаке на десяток минут полёта. А нужно ещё шагнуть через фронт. Вперёд!

Перемахивая через лесистый холмик, пилот бросил мгновенный взгляд туда, где ещё минуту назад бойко маршировала колонна. На сером полотнище шоссе дымились автомашины, валялись в беспорядке мотоциклы, бились лошади. Несколько маленьких фигурок в одинаковых мундирах и весьма разнообразных позах… уже не взмахивали руками в засученных рукавах!

На предельной скорости Вячеслав достиг переднего края. Вот она, изрытая окопами пойма речки Зуши.

Как бурые приводные ремни, сливающиеся в глазах, убежали под самолёт полосы предполья с минными полями и паутиной проволоки. На миг блеснула синь реки, и снова под крылом – ремённые полосы израненной земли.

Самолёт в воздухе около часа. Указатель бензина близок к нулю. Но уже видно поле родного аэродрома, и дымовая шашка зажжена для пилота на безглавой церкви села Панькова.

Лесная прогалина, длинная и узкая, – вот он, полевой аэродром истребительного полка гвардии подполковника Иванова. А вот на поле и сам подполковник со штабными офицерами.

Вячеслав отстегнулся, тяжело выбрался из кабины, подошёл к начальству, пошатываясь, но для доклада вытянулся по-уставному. Не дослушав рапорта, Иванов обнял лейтенанта. Два техника тут же сняли с самолёта фотокамеру. Часу не прошло – к руглая кассета с драгоценной плёнкой уже летела на связном самолёте в штаб воздушной армии.

<p>2</p>

Пилоты всех трёх эскадрилий истребительного полка спали на деревянных нарах в классных помещениях рубленого здания паньковской средней школы. Каждой эскадрилье – своя классная комната. Шутили насчёт «плацкарт» первого класса, второго класса и т. д. – дескать, комендант по блату распределяет!

Паньково – обыкновенное село на Орловщине, в нескольких десятках километров северо-восточнее Новосиля. Невзирая на войну и близость переднего края, паньковская природа добросовестно блюла тургеневские традиции. Вечерами в прудах и болотцах надрывались лягушки, и лётчики даже научились распознавать, что одни вопят: И-р-р-о-д, И-р-р-о-д, И-р-р-о-д, а другие насмешливо хохочут: ке-ке-ке-ке!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза