Читаем Крылатый штрафбат. Пылающие небеса (сборник) полностью

– Взлет – по зеленой ракете. По самолетам!

Прокрутились воздушные винты, чихнули и окутались сизым дымом, запускаясь один за другим, двигатели. Техники, пригнувшись, вырывали тормозные колодки из-под пневматиков шасси и отбегали в сторону.

– От винта!

– Есть от винта!

– Контакт!

– Есть контакт!

Капитан Александр Волин вырулил на линию исполнительного старта и убавил обороты двигателя. Воздушный поток от винта гнал по короткой траве мелкие зеленые волны.

Над полем стремительно вознеслась и, неслышно шипя в реве моторов, описала плавную дугу зеленая звезда.

Александр Волин надвинул плексиглассовый колпак кабины и увеличил обороты двигателя.

– «Искра», я – «Леопард», взлетаю!

– Я – «Искра», вас понял. Ни пуха вам, мужики!

– К черту…

Шестерка Як-9 набрала высоту, над ней, «этажеркой», шла четверка прикрытия замполита Павла Лазарева. Молодой лейтенант уже проявил себя весьма опытным и смелым воздушным бойцом не только словом, но и делом, вдохновлявшим людей на каждодневный подвиг, который и был их работой.

По-другому и быть не могло, ведь в штрафной эскадрилье собрались довольно опытные бойцы. Каждый до своего проступка уже успел повоевать, получить награды и звания и, соответственно, насбивать «фрицев». Летчики-истребители и так были весьма яркими индивидуалистами, а штрафники – и подавно. Верили они лишь авторитету командира – в прошлом такого же штрафника, как и они сами, напарнику, не раз проверенному в стремительной огненной карусели, и самому себе. И еще – лейтенанту Павлу Лазареву, признавая за тем право не только дела, но и слова, мирясь с его горячностью и абсолютизмом молодости. В эскадрилье молодого замполита называли не иначе как Данко. И позывной у него был такой же.

* * *

– Я – «Леопард», прием, разворот влево двадцать пять, – скомандовал капитан Александр Волин, взглянув на лежащий на коленях планшет, где под целлулоидом лежала полетная карта. Планшет летчик не любил: «Сапог в бою надежнее». Но он все-таки командир и должен подавать пример подчиненным. Да и несолидно как-то… – Выходим к станице Крымская.

– Вас понял, «Леопард», выполняю.

Шестерка истребителей легла на крыло в широком развороте и задрала острые носы, набирая высоту. Им навстречу пронеслись «красноносые» «Аэрокобры» из 16-го гвардейского авиаполка 216-й истребительной авиадивизии. Один из американских, «ленд-лизовских», истребителей сильно дымил и раскачивался в воздухе с крыла на крыло. По бокам и чуть выше него шла пара прикрытия – летчики своих не бросали. Гвардейцы помахали крыльями краснозвездным «якам», идущим им на смену.

Комэска Александр Волин ответил им тем же, покачав ручкой управления влево – вправо. Этот же сигнал предназначался и для летчиков его ударной шестерки.

– Я – «Леопард», прием. Всем – внимание.

– Вас понял, «Леопард».

Ударная группа истребителей заходила на станицу от солнца, прячась в его слепящих лучах. А над ней с превышением метров триста шло звено прикрытия, маскируясь в облаках.

– Я – «Второй», прием. «Лапти» ниже на десять часов! – вышел на связь ведомый Игорь Березкин.

«Ух ты, какой глазастый!» – подумал Александр Волин. Уже в нескольких вылетах его ведомый первым обнаруживал немецкие самолеты, буквально на пределе видимости.

На двести метров ниже проплывали, сливаясь пятнами камуфляжа с местностью внизу, тройки немецких пикирующих бомбардировщиков – всего Александр Волин насчитал восемнадцать неуклюжих самолетов с неубирающимся шасси, «обутым» в толстые «лапти» обтекателей под широкими крыльями с черными крестами. Высоко над ними противным комариным звоном оглашала небеса десятка «Мессершмиттов» прикрытия.

– Я – «Леопард», атакуем бомбардировщики на встречном курсе! Потом – выход боевым разворотом и повторная атака!

– Вас понял, «Леопард», выполняю!

Шестерка Як-9 спикировала из слепящих лучей солнца лоб в лоб на головную тройку «Юнкерсов-87». Капитан Александр Волин нацелился на ведущего гитлеровского строя. Концентрические линии коллиматорного прицела перечеркнули неуклюжий, но оттого не менее опасный силуэт. Летчик отдал ручку управления чуть от себя, вынося точку прицеливания чуть вперед, и с упреждением дал спаренную очередь из пушки и крупнокалиберного пулемета. Казалось, что это слепящие солнечные лучи удлинились и хлестнули по кабине и носовой части ведущего «Юнкерса-87» безжалостным потоком раскаленной стали и свинца. Пикировщик с черными крестами на широких крыльях мгновенно окутался пламенем и стал разрушаться прямо в воздухе. Его обломки огненным дождем рухнули на Кубанскую землю.

Игорь Березкин точной очередью поджег еще один пикировщик, который свалился на крыло и ушел в свое последнее пике. Его победный возглас раздался в эфире.

Последовательно тремя парами русские истребители заходили в атаку, расстреливая в упор столь ненавистные сердцу каждого солдата «лаптежники».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дым отечества
Дым отечества

«… Услышав сейчас эти тяжелые хозяйские шаги, Басаргин отчетливо вспомнил один старый разговор, который у него был с Григорием Фаддеичем еще в тридцать шестом году, когда его вместо аспирантуры послали на два года в Бурят-Монголию.– Не умеешь быть хозяином своей жизни, – с раздражением, смешанным с сочувствием, говорил тогда Григорий Фаддеич. – Что хотят, то с тобой и делают, как с пешкой. Не хозяин.Басаргину действительно тогда не хотелось ехать, но он подчинился долгу, поехал и два года провел в Бурят-Монголии. И всю дорогу туда, трясясь на верхней полке, думал, что, пожалуй, Григорий Фаддеич прав. А потом забыл об этом. А сейчас, когда вспомнил, уже твердо знал, что прав он, а не Григорий Фаддеич, и что именно он, Басаргин, был хозяином своей жизни. Был хозяином потому, что его жизнь в чем-то самом для него важном всегда шла так, как, по его взглядам, должна была идти. А главное – шла так, как ему хотелось, чтобы она шла, когда он думал о своих идеалах.А Григорий Фаддеич, о котором, поверхностно судя, легче всего было сказать, что он-то и есть хозяин своей жизни, ибо он все делает так, как ему хочется и как ему удобно в данную минуту, – не был хозяином своей жизни, потому что жил, не имея идеала, который повелевал бы ему делать то или другое или примирял его с той или другой трудной необходимостью. В сущности, он был не больше чем раб своих ежедневных страстей, привычек и желаний. …»

Андрей Михайлович Столяров , Василий Павлович Щепетнев , Кирилл Юрьевич Аксасский , Константин Михайлович Симонов , Татьяна Апраксина

Фантастика / Научная Фантастика / Попаданцы / Стихи и поэзия / Проза о войне