Крылатый следопыт Заполярья

— А где их нынче взять земли-то, коли изъезжен, излетан весь наш тесный шарик?

В последних словах, хоть и были они произнесены иронически, я уловил нотки сожаления. И решил подзадорить собеседника:

— Угадал, Казак. Именно этого и не хватает мне, чтобы сотворить наконец твою литературную биографию. Подумаешь, подводные хребты. Далече они, глазом не увидишь, руками не потрогаешь. Вот если бы островишко какой ни на есть ты обнаружил где-нибудь там, в тридевятом моржовом царстве. Представляешь, как бы это выглядело на карте: «Земля Черевичного», а?..

Иван Иванович шутку принял, но улыбнулся что-то невесело. И тут я понял, почувствовал: конечно, годы годами, но и на покое остался он в душе неугомонным искателем, каким был смолоду.

А дальше слово за слово приняла наша беседа такой оборот, что сами собой вспомнились два давних эпизода из его летной практики — эпизоды, ранее мне неизвестные, весьма любопытные.

Первый раз дело было в конце июля 1940 года в море Лаптевых к востоку от Североземельского архипелага. Под крылом летающей лодки, низко прижатой облаками к ледяной торосистой равнине, мелькнуло вдруг продолговатое темное пятно — кусочек тундры, вытянутый вроде запятой. Этакой кляксой, будто застывшей на светлом листе, запечатлелся крохотный клочок суши на аэрофотоснимке, сделанном штурманом Аккуратовым. Определить координаты острова астрономически не позволила плохая видимость. А снова вылетать для обследования этого района не нашлось ни времени, ни горючего — морская навигация была в разгаре, отвлекаться от своей основной работы на ледовой проводке кораблей экипаж не смог. Так и осталась «Запятая Черевичного» под знаком вопроса. Никому из полярников — ни морякам, ни авиаторам не встречалась она больше на пути.

Двенадцать лет спустя Иван Иванович и Валентин Иванович проводили вместе с гидрологами Арктического института стратегическую разведку в высоких широтах. И там, уже пройдя Северный полюс в сторону Земли Элсмира, увидели они с борта летающей лодки островок — каменистую возвышенность, стиснутую торосистыми льдами. Над одной из скал, круто обрывающейся к морскому припаю, кружились птицы. Земля — никаких сомнений!

Разведчики несколько раз сфотографировали остров с небольшой высоты, затем, пробив облака и запросив пеленги от нескольких береговых радиостанций, определили координаты: 88°30′ северной широты и 90° западной долготы. Им представлялось весьма вероятным, что земная твердь, выходящая тут на поверхность океана, не что иное, как одна из вершин подводного хребта Ломоносова.

Но недаром зовут Арктику страной ошибок и разочарований: ни один из последующих полетов — и Черевичного с Аккуратовым, и других экипажей — не подтвердил эту находку. Летом и осенью густая облачность, снегопады не позволяли разглядеть что-либо с воздуха, для посадки гидроплана не удавалось найти подходящее разводье. Весной же, когда в этом районе садились на дрейфующий лед лыжные машины, ни один из промеров, сделанных гидрологами между полюсом и Землей Элсмира, не показал глубин меньших, чем 700 метров. Все подводило к единственно правильной точке зрения: скалистый остров, обнаруженный Черевичным в августе 1952 года, не что иное, как осколок вечного ледника, сползший в море вместе с мореной, дрейфующий по воле океанских течений.

— В общем не вышли в Колумбы мы с другом Валентином и на этот раз, — посмеивался Иван Иванович, заключая свой рассказ. — Островок наш за полюсом с таким же основанием может быть назван землей, как и мифическая Земля Санникова.

Но затем привычная, чуточку озорная улыбка его сменилась миной сожаления:

— Миф-то миф. А все-таки… Оставил Яков Санников след на земле. Сам он, конечно, в своем открытии ошибся тогда, но многих потом повел на поиски, в странствия…

Эти слова Ивана Ивановича всякий раз оживают в моей памяти, когда прихожу я на Новодевичье кладбище к его могиле и сетую на жестокую несправедливость судьбы. Внезапно ушел он из жизни 15 февраля 1971 года, когда к старым недугам, нажитым к началу седьмого десятка, прибавилась еще одна болезнь — страшная, неизлечимая…

Стою у надгробия с горькой думой: неужто так скупа наша планета, что на всей обширной своей территории только три метра отвела она Ивану Черевичному — крылатому первопроходцу, кормчему воздушного океана?..

Вспоминаю газетное извещение в черной траурной рамке:

«Один из наиболее заслуженных авиаторов нашей страны, исследователь Арктики и Антарктиды…»