Крылатый воин (СИ)

На носу яхты «Кристина О» на гюйс-штоке горел желтоватый якорный огонь, подсвечивая малость верхнюю часть левой якорь-цепи. Клюз был узкий, не протиснешься, поэтому ошвартовался к ней, после чего закинул «кошку» с тросом с мусингами, зацепившись за планширь. Опускаю капроновый чулок на лицо, выравниваю, чтобы вырезанные дырки в нем были напротив рта и глаз. Я молод и в хорошей спортивной форме. Десяток метров по тонкому тросу на одних руках для меня не проблема. Тем более, что сверху уж точно не ударят топором по голове, как иногда случалось с теми, кто поднимался на стену вражеской крепости. Если в ходовой рубке есть кто-нибудь, меня заметят и поднимут шум. Тогда придется спрыгивать за борт и повторять попытку позже или вообще отказываться от нее.

Перебегая к брашпилю, прячусь за него, жду. На яхте тихо. В полусогнутом положении делаю рывок к надстройке. Привязанный сзади к ремню саквояж шлепает меня по заднице. Присаживаюсь под иллюминатором каюты Аристотеля Онассиса, прислушиваюсь. Звуки доносятся только с берега. Я встаю и, двигаясь бесшумно, перемещаюсь на правый борт, который повернут в сторону открытого моря. Проходя мимо прямоугольных иллюминаторов, расположенных парами, толкаю их внутрь. Заперт-заперт. Заперт-нет! Четвертый прикрыли, но не прихватили «барашками». Изнутри несет запахом дыма от кубинских сигар, которые обожает богатый грек. Куба пока что свободная страна по южно-американским меркам. Это когда въезд-выезд открыт, а всё остальное по понятиям.

Надеваю тонкие кожаные перчатки, закидываю внутрь саквояж, залезаю сам, прикрываю иллюминатор, прихватив на один «барашек». Так не откроешь снаружи, а изнутри легко и быстро. Откуда-то снизу доносятся музыка и голоса. Вроде бы по телевизору показывают варьете. Наверное, все, кто оставлен присматривать за яхтой, сидят перед «ящиком», который для них в диковинку. Со мной как-то работал парень из Архангельской глубинки, который в первый раз увидел телевизор в начале восьмидесятых, когда попал служить срочную на военно-морской флот. Устроившись потом работать матросом в торговый флот, в свободное от вахты время смотрел все передачи подряд, даже на шведском или финском языке, когда прижимались к их берегу и советские каналы не ловились.

Подсвечивая фонариком, перехожу в кабинет. Картина с мазней на защелке, расположенной у левого нижнего угла, которую не сразу нашел. Поворачиваю ее нутром наружу. Там тоже авангардный шедевр — «Светло-коричневый прямоугольник». Автор неизвестен. Скорее всего, подельник Малевича.

Я достаю стетоскоп, приступаю к работе, кропотливой, скучной. Поворот диска замка — щелчок — записал показания. Следующим поворот… Лист бумаги заполняется цифрами. Отработав все варианты, снимаю стетоскоп, перехожу за стол, на котором стоит большая коробка сигар «Виллар и Виллар», строю графики, записываю цифры. Прямо не взлом сейфа, а задача по начертательной геометрии. Порядок цифр мне известен, поэтому быстро набираю код, слушая через стетоскоп. Есть подвижка внутри, механический замок разблокирован. С ним было больше возни. Я потренировался на собственном сейфе, у которого такой же замок. Когда делаешь это в расслабленной обстановке, получается запросто. Ночью при плохом освещении и каком-никаком напряжении получается хуже. Я все-таки справился с ним, выматерившись всего раз пять. Теперь был самый интересный момент: увез заначку Аристотель Онассис или нет?

Таки оставил. Пачки купюр были сложены аккуратно. Большую часть составлялиамериканские доллары сотенными купюрами в ленточках банка «Чейз национальный». Всего девяносто шесть целых пачек и одна разобранная почти полностью. Кроме них восемь пачек английских пятидесятифунтовок, семь — французских десятитысячных, четыре — пятитысячных, две и третья початая — тысячных и одна бледно-фиолетовых аргентинских тысячных с мужиком в мундире времен Наполеона, о курсе которых я понятия не имел. Подозреваю, что не очень высокий, раз дело пошло на тысячи. Забрал всё. Я ведь типа мститель, подосланный «недопонимающими бизнесменами».

168

А Монблан и с самолета видно здорово. Я лечу на высоте четыре тысячи метров. Гора выше метров на восемьсот. Заснеженные, холодные, безжизненные пики. Никогда не понимал альпинистов. Бессмысленные рекорды, бессмысленные смерти. Эту бы энергию да мирных целях. Лучше бы тоннели в горах рыли.

От Канн до Лозанны триста тридцать километров по прямой. Мой самолет преодолевает это расстояние за полчаса. Плюс минут десять на взлет-посадку. Хорошо иметь такое транспортное средство. Сказал жене, что поехал полетать немного, а сам смотался за две заграницы. Пока не надо никаких предварительных уведомлений. Лети, куда хочешь. Может быть, на границе со странами, поверившими в социализм, все сложно, а внутри Западной Европы никаких проблем.