Он бьет наобум, но не представляет, насколько близко в этот раз попал. В моем мозгу самая болезненная опухоль из всех возможных, которая обеспечила мне проблемы со сном до конца этого прыжка. И, я уверен, даст о себе знать и после того, как я поменяю тело.
– Убеждения пластичны и подвержены изменениям. То, что раньше казалось мне смешным и примитивным, больше таковым не кажется.
– Ну что ж, одним человеком, приглашенным на мою помолвку, меньше. Как-нибудь переживу, – лыбится Кор. – Ее зовут Кристина. И она просто без ума от меня.
Я понятия не имею, кто она, но его новоявленная «подопытная» почему-то представляется мне хрупкой брюнеткой невысокого роста с восточным разрезом глаз. Сходство имен только усиливает мой шок. Я выбрасываю вперед руки, и они смыкаются на его мощной шее.
– Только попробуй с ней что-нибудь сделать, и я…
– И что тогда? Убьешь меня? – смеется Кор. – О, буду рад лишний раз поменять обертку.
Я встряхиваю его так, что его челюсти лязгают, ударившись одна о другую.
– Ладно, черт с ней с рубашкой, – скалится он и тут же врезает кулаком мне в живот. Я отлетаю от него на добрых три метра. Кор хватает меня за ворот и припечатывает к стволу дерева.
– С каких это пор ты у нас ангел во плоти? – выкатывает глаза Кор. – С каких это пор тебе можно, а мне нельзя?
– Если мне когда-нибудь вздумается прикоснуться к одной из них, сделай одолжение, пусти мне пулю в лоб, – я выворачиваю свое плечо из его железных клещей и рисую длинный стремительный удар левой рукой, мой кулак проваливается в его солнечное сплетение. Кор валится с ног.
Левой, ха!
Моей ведущей рукой всегда была правая, и я сам не сразу понимаю, в чем дело. А когда понимаю, то едва могу сдержать улыбку: «Да вы левша, капитан Скотт!» Как порой забавляют эти остаточные реакции, проявляющиеся не только в виде воспоминаний, но и в виде рефлекторных движений, – когда думать некогда…
Кор медленно поднимается. Мы дрались с ним сотни раз. Он изучил мой стиль от и до, поэтому мой удар приводит его в бешенство. Я вижу отблески красного огня в его глазах, который всегда загорается в нем, когда он чувствует боль.
– Знаешь что? – хрипит он. – Я не был уверен, стоит ли сказать тебе об этом, но теперь решил, что стоит. Хочу посмотреть, на что способна в ярости эта твоя старая американская жопа, брателло. Как думаешь, как твоя узкоглазенькая узнала о твоей «смерти»? Кто принес ей весточку на хвосте, чтобы полюбоваться на ее шокированную мордашку?
Я чувствую, что мне перекрыли кислород. Мое сознание превращается в сплошную зебру из алых и черных полос, каждый мускул вздувается от напряжения, я бросаюсь вперед…
– Анджело, останови их! – голос матери звучит где-то далеко, словно за сотни миль отсюда.
Я смутно помню, что отец после безуспешной попытки разнять нас вызвал охрану и четверо здоровенных парней пытались оттащить меня от Кора. Им не удалось это. Я уложил трех из них, а потом снова схватился с Кором. Никто и ничто не смогло остановить меня, пока его окровавленная туша не потеряла сознание.
На следующий день я не смог встать. Все тело превратилось в рыхлую отбивную из человечины, голову словно набили поролоном. Я провел в кровати несколько суток, прежде чем смог кое-как передвигаться. Но мысль, что Кор сейчас чувствует себя куда хуже, заставила мой распухший потрескавшийся рот расплыться в улыбке.
Мне нужна была эта драка. Мне нужна была эта боль. Как покаяние и искупление своей вины. Родители пытались затащить меня в больницу и не поняли моего упрямства, когда я вознамерился выздоравливать своими силами. Кора отправили в реабилитационную клинику, где он провалялся до самой весны.
– Знаете что, парни? Не знаю, что вы там не поделили, но я буду молиться, чтобы в следующий раз вам достались тела немощных старух! – бушевала мама.
Я представил себе эту картину и рассмеялся. Даже тогда я бы выбил из него все дерьмо, орудуя клюкой.
После этой драки мне стало легче. Какая-то часть меня смирилась с утратой. В ту же ночь мне приснилась Катрина с волосами, развевающимися по ветру. Она обняла меня, и окровавленная мочка ее уха оставила на моей рубашке отпечаток, похожий на маленький красный цветок. Потом откинула голову и сказала: «Иди дальше и не оглядывайся».
Родители запретили мне видеться с Кором. Как будто я горел желанием. Не видеть его, не слышать о нем и не знать его – вот все, чего мне хотелось. Единственное, что мне не давало покоя, – игрушка Кора по имени Кристина, эксперименты над которой он планировал с таким предвкушением. Я хотел верить, что все это просто пустой треп, что она попросту нереальна, но в один прекрасный день все члены нашей семьи (за исключением меня) получили приглашение на помолвку. «Кор и Кристина», – гласили подписи внизу.
– И как, она в курсе, что через три года ее жених превратится в лепешку в Альпах? – заявил я родителям. – Если с ней что-то случится, это будет на совести всей семьи. А с ней наверняка что-то случится – для того он все и затеял.