Последнее слово вызвало новый поток слез и завываний, начавшая было вставать Ангел снова рухнула на пол и сжалась в комочек, пряча от него и всего мира мокрое лицо.
- Любимая, ну давай…
- Н-н-е-е-е-е-е-ет….
- Да что же такое! – впервые за эти дни он перешел на крик. – Я не представляю уже, что мне делать! В больницу ехать ты отказываешься, то есть, помочь тебе не разрешаешь, а как утешить тебя, я просто не имею больше ни малейшего понятия!
Она испугалась его. Он редко кричал, особенно на нее… Плач слегка утих, но плечи все еще содрогались, а ее лица все еще не было видно за завесой всклокоченных темных волос. Вот только он чувствовал, что всем своим существом она только что отвернулась от него. Медведю стало стыдно.
- Прости, ну прости меня… - Он опустился на ковер рядом с ней. Теперь оба сидели лицом к окну, но она смотрела в пол, а он – в потолок.
Долгое время они молчали. Это было даже приятно – молчать вместе. Тишина лучше любого разговора способствовала примирению. Чем наговорить лишнего и ранящего, лучше просто сесть рядом и помолчать. И постепенно все встанет на свои места, сердца успокоятся, гнев уйдет, боль отпустит. И снова сидящий рядом человек будет для тебя самым родным и близким, самым дорогим и хрупким, которому ты ни за что на свете не причинишь боль.
Так случилось и теперь. В последний раз вытерев нос тыльной стороной ладони, она порывисто вздохнула и повернулась к Медведю. Даже такая, как в тот момент – с мокрыми щеками, липкими руками, распухшими красными глазами и носом, спутанными волосами – даже такая она была самой красивой на свете. И Медведь разорвал бы в клочья любого, кто посмел бы на это возразить хоть слово.
- Прости меня… Просто мне страшно… Ты себе просто представить не можешь, до чего же мне страшно…
- Родная…
- Подожди! Дай мне договорить… Посмотри на меня… Я же просто горбун… Я уродец, и я не знаю, что это, почему это со мной случилось… Оно ведь растет и растет, и однажды раздавит меня, или взорвется, или я не знаю даже, что еще… Я ведь умру-у-у-у-у-у…
Медведю ничего не оставалось, как прижать к себе вновь зашедшееся плачем растрепанное и измятое создание, он гладил ее по голове, покачивая из стороны в сторону, пытаясь успокоить, как маленького ребенка. Ведь никакие логические доводы взрослого человека не могли бы сейчас на нее подействовать. Она уткнулась носом в его правое плечо, так что прямо перед его глазами лежала причина всех этих слез и страданий. Красное пятно на ее спине перестало быть просто пятном. За последние пару дней оно неимоверно выросло и теперь сильно выпирало наружу. Потому она и назвала себя горбуном. А ему было все равно. Пусть даже это останется навсегда, он ни за что не оставит ее. Главное, чтобы она была здорова. А для этого необходимо было прежде всего отвезти ее на обследование.
Медведь подождал, пока она снова затихнет, приподнял ее подбородок так, чтобы она смотрела ему в глаза, и со спокойствием гипнотизера сказал:
- Пора, любимая. Давай собираться. А то так и клиника закроется.
Слишком изможденная слезами, чтобы возражать, Ангел кивнула.
5
Ангел сидела на больничной кушетке и смотрела в окно. В клинике они находились уже часа четыре, наверное… Она не считала, она не взяла с собой часы. Ей было все равно. Слишком много причин для расстройства у нее сегодня было, чтобы еще ко всему переживать об утекающем времени.
Утреннюю истерику она не хотела даже вспоминать, ей было слишком стыдно перед Медведем – и перед самой собой – за свою слабость. Ведь ей нужно быть сильной, смелой, ее не должны выводить из себя такие пустяки… А это совершенно определенно были пустяки, раз Медведь сказал, что все будет в порядке… Он обещал ей, что все будет хорошо, а он всегда выполнял свои обещания. У нее не было никаких причин ему не верить.
Но почему-то не верилось…
На выходе из дома она не смогла одеть куртку. Во-первых, было больно, а во-вторых, куртка просто не налезала на чудовищно деформированную спину. Но так просто идти она никак не могла… В итоге, лишь чудом не разрыдавшись снова, она обмоталась ярким летним шарфиком. Она не могла показаться на людях с таким уродством… Хотя и сквозь тонкую ткань все равно все было видно – эта гора ведь торчала наружу, а шарф не мог вдавить ее обратно в спину…
Закусив губу и едва переставляя ноги, она вслед за Медведем добралась до машины, которую он несколькими минутами раньше пригнал со стоянки. Внутри было невыносимо жарко, но уже прогретый солнцем, несмотря на утренний час, корпус автомобиля хоть как-то скрывал ее от любопытных глаз.
Ненормальная… Ну кто на тебя смотрит? Никто ведь не знает ни тебя саму, ни что там у тебя на спине.
Но все равно казалось, что каждый прохожий пристально на нее смотрит, буравит взглядом несчастный идиотский шарфик и знает все про ее страхи и кошмары…