Читаем Крылья полностью

— Через месяц у меня день рождения, — сказала Аликс, — И я рассчитываю на подарок. — Не спрашиваю, сколько вам лет, — ответил Рубин, — Опасаюсь услышать «пятнадцать» или «пятнадцать тысяч». — Аликс рассмеялась, — Не уходите от ответа, старый скряга, вы опасаетесь услышать «пятнадцать миллионов долларов». — Мне все равно их негде взять, — пожал плечами Рубин, — Они не умещаются в кармане пиджака. Так что вы хотите, кроме пятнадцати миллионов? — Трон. Из черного дерева и слоновой кости. — У вас уже есть дизайн? — почти не удивился Рубин. — Нет. Полагаюсь на ваше чувство красоты. Но это должно быть настоящее эбеновое дерево и настоящая слоновая кость из Африки. — Фуфла-с не держим-с, — с достоинством произнес Рубин, вытирая пот со лба, — Но жара, однако, и здесь африканская. Наверное, это связано с пожаром в Черном море. — Вряд ли. Если бы пожар время от времени не утихал, то в этой части света уже не осталось бы ни мороженного, ни кислорода. — Июнь удался апокалиптически жаркий, солнце пылало, насквозь пронизывая плотный полосатый тент, они сидели на палубе речного ресторана, где было несколько прохладней, чем в раскаленном городе. — Да, этот президент не чета предыдущему, — заметил Рубин, указывая на телевизор, укрепленный над стойкой бара, — Предыдущий–то был похож на старого хорька, зараженного вирусом бешенства. — На экране, на фоне звездно–полосатого флага улыбался молодой, золотоволосый атлет с глазами цвета светлого изумруда, — Peace… Prosperity… Cooperation…, — пробивался его голос через восторженную тарабарщину комментатора. — Наш выглядит мелким бесом по сравнению с этим, — Рубин ткнул большим пальцем через плечо, отворачиваясь от телевизора. — Сейчас самое время готовиться к большому буму, — продолжал он, — И вкладывать… — Сейчас время готовить parabellum, — перебила Аликс, — Иначе Pax Americana раздавит вас, — она указала пальцем на экран телевизора, — Они уже готовы к большому буму. У них хватит вакуумных бомб и для Московского метрополитена, и для уральского рудника, нет щели, в которую можно заползти. Если вы не возьмете на себя ответственность за вашу жизнь, они возьмут вас за горло и выдавят ваши миллионы вместе с жизнью. Поэтому, вкладывайте деньги не в акции американских компаний, а в российскую оборонную промышленность. Потому, что никто кроме мелкого беса не защитит вас от этого Аполлона, — она показала пальцем на экран, — Россия, может, и не лучшее место для жительства, но у вас нет другого, это ваш дом. Так защищайте его! Вы уже профукали дворец, списав развал на капремонт, теперь горит ваша времянка, а вы уверены, сто Черное море загорелось без чьей–либо помощи? Конечно, глупо говорить «вы», когда одни из «вас» издыхают в трущобах, а другие из «вас» — покупают футбольные клубы. Но мне нет дела ни до издыхающих, ни до ликующих. Мне есть дело до земли, которая кое–где называется Россией, а вы — соль этой земли.

— Ум, честь и совесть нашей эпохи, — задумчиво глядя в пустой стакан, заключил Рубин.

<p><strong>Глава 30</strong></p>

— Йосиф Леонидович! — В кабинет, протолкнув вперед волну французского парфюма, просунулась голова Аллочки. — А? — Включите телевизор. — А что там? — Включайте, включайте. Красное море горит. — Он нажал кнопку пульта.

Море было Красным, багровые пламена вздымались до небес. Но оно могло быть и Черным, картина была знакомой. На побережье горело все, связанное с нефтью и с ней не связанное, и судя по всему — далеко вглубь побережья. Горели трубопроводы, вышки, нефтяные платформы, горели танкеры, портовые сооружения, терминалы, горела вода на сотнях квадратных километров, нефть продолжала хлестать из нефтепроводов и танков. — Нефтеструктура Ирака полностью разрушена, — частил комментатор, — Страшное землетрясение… аэропорт в руинах… американцы не в состоянии эвакуировать персонал… — Под картинкой появилась надпись, — «Израиль», но сама картинка существенно не изменилась, лишь стало чуть меньше огня и чуть больше битого камня, — Израиль разрушен почти полностью… Хайфа… Нигерия… Петах — Тиква… Рамат — Ган… десятки тысяч погибших… американский авианосец «Тикандерога» выброшен на берег… — Египет, Саудовская Аравия. Картинки менялись, менялись названия городов и стран, но картина разрушений была общей, катастрофа не пощадила ни араба, ни иудея, ни христианина, ни друза, землетрясение встряхнуло весь Ближний Восток, но особенно пострадали приморские районы, где были сосредоточены конечные пункты нефтяной сети.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее