Крылья беркута

— Я не знаю, что вам сказать. — Надя недовольно взглянула на Рубасова. — Скорее забирайте Южноуральск, я никуда не могу уехать отсюда, пока не будет в безопасности то, что оставил отец. Вы понимаете, всем богатством могут завладеть красные... Хотя бы из уважения к памяти отца... А вообще, скажу вам, господин полковник, до чего же противна эта собачья жизнь. Верите, мне иногда хочется выпить чего-нибудь и — ко всем чертям!

— Нет, нет, Ирина Ивановна, — стараясь успокоить ее, проговорил Рубасов. — Жизнью надо дорожить. Вы молоды, красивы, обеспечены.

Надя усмехнулась.

— Кстати сказать, господин полковник, я пока не собираюсь умирать. Я говорю: бывает такое настроение. Но если судьба предаст меня, я своей жизни дешево не отдам. — Надя достала из кармана гранату.

Рубасов отшатнулся.

— Граната?!

Распахнулась дверь, и в комнату вошел с охапкой дров Василий.

— Господин полковник, — нерешительно спросил он. — Можно дровишек в печку подкинуть?

— Да, да, — ответил Рубасов, не взглянув на него. — И получше истопи. Ночами опять морозит.

Василий стал возиться у печки.

Надя не могла понять, что случилось с Василием: она же видела, как он глянул на нее и тут же отвернулся, ничем не выдав, что узнал. Неужто и вправду одежда так изменила ее?

— Я не понимаю, Ирина Ивановна, зачем вам понадобилась граната, — спросил Рубасов.

— На черный день, — ответила Надя. — Вдруг попаду не в те руки?

— Ее же тяжело таскать! И не очень приятно. Да и вообще, вы здесь под такой охраной...

Рубасову не удалось закончить фразу. В комнату вошел вестовой и, козырнув, доложил:

— Господин полковник, к вам поручик Обручев.

— Обручев? — переспросил Рубасов. Он взглянул на Надю таким взглядом, словно хотел сказать, что решить этот вопрос может только она.

— Господин полковник, разрешите мне первой встретиться с ним... И... одной. Прошу вас! Я никогда вам этого доброго дела не забуду.

Рубасов спрятал улыбку и кивнул головой.

— Пусть будет так. Я вас понимаю, Ирина Ивановна. — И приказал вестовому: — Зови. А ты тоже — пошел! — крикнул он Василию.

— Я счас, я счас, — заторопился Василий.

Когда за Рубасовым закрылась дверь, Василий шагнул к Наде.

— Надька!

— Тише! — зашептала она.

— Тебя же убьют! Беги...

Надя торопливо зашептала:

— Желтую балку знаешь?

— Знаю. Совсем рядом.

— Вася, скачи туда. Скажи Кобзину, заморский гостинец здесь... И скажи еще: Шестаков, Шестаков! Беги, прощай.

Когда Василий вышел, Надя встала за шкаф. Она еще не знала, что произойдет здесь, но знала: чему-то быть, очень важному и страшному. В правую руку она взяла браунинг.

Ничего не подозревая, в кабинет вошел Обручев. Он был в той же одежде, в какой видела его Надя в Южноуральске. Перешагнув порог, он по-военному вытянулся, готовясь докладывать полковнику, но, не видя никого в комнате, удивленно оглянулся.

И тут появилась Надя.

— Обручев!

В какую-то долю мгновения Обручеву показалось, что перед ним Ирина в своем военном мундире.

— Ирина! — воскликнул он. В это время он увидел глаза Нади, увидел браунинг. Хотел что-то сказать, но не успел.

— На тебе, Шестаков! — шепотом проговорила Надя и два раза в упор выстрелила в него.

Обручев пошатнулся, упал на колени и завалился на бок.

В комнату вбежал Рубасов, и вся она тут же наполнилась людьми.

— Что? Что здесь? — закричал Рубасов. Увидев на полу распростертое тело Обручева, он уже более спокойно спросил: — Ирина Ивановна, что случилось?

У Нади подгибались колени, вздрагивала рука, державшая браунинг.

— Господин полковник, иначе я не могла поступить, — срывающимся голосом проговорила Надя. — Он убил самого дорогого для меня человека. Атаману я расскажу обо всем сама. Извините, я пойду.

Так, с браунингом в руке, Надя и ушла.

— Это же черт знает что! — бушевал Рубасов, и трудно было понять, что взбесило его: необычный поступок гостьи или то, что убийство совершено в его кабинете. — Врача! — приказал он.

— Сейчас будет, — ответил Викулов.

Виктор и Зубов уложили Обручева на диван.

Викулов взял его руку и стал щупать пульс.

— Ну, что? — спросил Рубасов.

— Кажется, жив.

А Надя в это время подошла к могиле Семена. Она немного постояла, потом взяла с холмика горсть земли, насыпала в платок...

— Сеня, единственный мой! Прости меня...

И торопливо зашагала к воротам крепости.

ОКРЫЛЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ (Послесловие)