Иногда неудача пророческой миссии может быть предопределена, как у греческой прорицательницы Кассандры, тщетно предупреждавшей о грядущей гибели Трои, или первого древнееврейского интеллигента Иеремии, ставшего свидетелем предсказанного им падения Иерусалима. Да и об общественном (а не личном) успехе спасительной миссии Христа, мы можем сказать лишь с большими оговорками, оглядываясь на двухтысячелетнюю историю западной, формально христианской, цивилизации. Постоянно превращаемый официальной религией в мертвого беспомощного идола, Христос снова и снова возрождается в отдельных людях, и благодаря этому живет в человеческой истории.
Неоднозначность социальных последствий деятельности Иисуса подчеркивается даже в Евангелии, например, в пророчестве Симеона о Младенце Христе: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий (Лк. 2:34); Иисус не оправдал мечты Израиля о царе-мессии, приносящего всеобщее процветание народу, и был отвергнут им. Мессианская идея изначально связана с образом непонятого и преследуемого страдальца (см. Ис. 53). И в Новом Завете Иисус тяжело страдает от непонимания окружающих и предательства. Несмотря на явленные Им чудеса и само воскресение, даже ближайшие Его родные и апостолы так и не могут понять Его и поверить в Него, во всяком случае, до сошествия на них Духа Святого.
Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим [на вечери], и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили.
(От Марка 16:14)
Впрочем, и затем, как пишет апостол Павел в своих посланиях, иерусалимские апостолы все время отступают от евангельской свободы, занимаясь построением земной церкви. Учение Христа оказывается слишком высоким для этого мира. Из истории Нового времени здесь можно привести пример Мартина Лютера, также в какой-то мере обладавшего пророческим даром. Хотя Реформация - дело его жизни - достигла заметных политических успехов, в конце жизни Лютер осознал, что никто так и не понял его учение (а точнее, евангелие Христа, которое Лютер пытался проповедовать, испытав личное прозрение). С ужасом наблюдая социальные последствия своей деятельности, ввергшей Европу в череду кровавых войн, он писал, что толпу лучше было оставить в подчинении папистов.
Какой он был спаситель, этот несчастный! Как мог он вам помочь! И снять с меня мое бремя! Какой он был Христос для людей! Я понял, почему служить вам должен я! Почему вы призываете меня! Я ваш Христос, с палаческим клеймом на челе! Ниспосланный вам свыше! Ради вражды на земле и в человеках зловоления! Бога своего вы обратили в камень! Он мертв давным-давно. Я же, ваш Христос, я живу! Я - плод его великой мысли, сын его, зачатый им с вами и рожденный, когда он еще был могуч, когда он жил и знал, чего хотел, какой он во все это вкладывал смысл! Теперь он высится недвижно на престоле, подтачиваем временем, точно проказой, и мертвящий ветер вечности уносит прах его в небесную пустыню. Я же, Христос, я живу! Дабы вы могли жить! Я свершаю по миру свой ратный путь и вседневно спасаю вас в крови! И меня вы не распнете!
(П. Лагерквист. Палач)
По большому счету, такая неудача страшнее гонений, нищеты и даже казней (потому что не бойтесь убивающих тело, души же убить не могущих), выпадавших на долю гадких утят на протяжении всей истории. Споры о мере ответственности Маркса за Пол Пота или Ницше за Гиммлера в какой-то мере снижают уровень проблемы, но рациональное зерно в них, безусловно, есть: несогласованность миров гениев второго класса с общественной нормой может оказаться опасной не только для гениев, но и для общества. В лаконичной форме это выражено русской пословицей Заставь дурака Богу молиться - он лоб расшибет (и ладно бы, добавим, если бы только свой лоб).