Поев в кафе, они пешком прогулялись по районам
– Береги себя, ладно?
Она постарается. К этому моменту Мила наконец собрала все свое мужество и протянула им салфетку, сказав:
– Если у вас как-нибудь будет настроение прогуляться еще раз, я буду очень рада.
Она нерешительно отдала ее Тариэлю. Еще в кафе, сходив в туалет, она остановилась у бара и написала на салфетке свой номер телефона, прежде чем вернуться к столику.
Никто не шелохнулся. Салфетка покачивалась в пальцах Милы. Ее рука начала дрожать.
Это было слишком нагло? Может, эти трое не хотят больше ее видеть? Она пристально посмотрела на Тариэля, но не смогла прочесть по лицу его реакцию. Наконец Мик, выглянув из-за его плеча, нарушил молчание.
– Чего притихли все? – Он подошел ближе. – А дай-ка мне. Я, в отличие от них, точно не потеряю.
Когда он забрал у нее этот клочок бумаги, Милу охватило облегчение. Ей было неважно, почему именно Мик взял номер – потому что действительно хотел ей потом позвонить или просто чтобы не ставить ее в неловкое положение.
Впервые за целую вечность Мила не чувствовала себя одинокой.
С давних пор она считала тех, кто верил в чувства с первого взгляда, довольно странными людьми. Неважно, идет ли речь о любви, дружбе или о чем-то другом. Но в этот момент, когда все трое прощались – Зак помахал ей рукой, Тариэль улыбнулся, а Мик скорчил гримасу, прячась у него за спиной, – она поняла, что такое чувство действительно возможно. Друзья Тариэля понравились ей сразу же. Если бы у нее были братья, они были бы именно такими. Она была в этом уверена.
10
Тариэль
– Зак, говорю тебе, это ненормально. Этот чеснок в тебе мутирует или что-то вроде того. Ничто в этом мире не может так вонять.
– Да это вовсе не чеснок такой мерзкий, а ты и твои шуточки, – ответил Иезекииль, поднеся руку ко рту, чтобы принюхаться к собственному дыханию. Но Михаэль его вовсе не слушал, потому что он никогда не упускал возможности посмеяться и подшутить над ним. Только когда слово взял Тариэль, эти двое прекратили дурачиться.
– Вы были правы. В Миле нет ничего необычного, и я должен был сразу же это признать.
Тариэль вернулся домой вместе с Михаэлем и Иезекиилем и тут же переоделся, потому что с трудом выносил прикосновение джинсовой ткани к своей коже. Он превратил свою одежду в ту, что лучше ему подходила, была комфортной и точно впору. Затем он принес с кухни две бутылочки с водой и кинул их друзьям. Они не испытывали необходимости в еде и питье, но могли есть и пить, если хотели. Большинство Вечных в какой-то момент поддавались этому желанию, чтобы чем-то заполнить время или потому что им на самом деле нравился вкус еды.
Иезекииль поймал бутылку и сделал глоток воды, а потом плюхнулся на диван и устроился поудобнее. Михаэль просто стоял рядом, держа в руке бутылку с водой, и ничего не говорил.
– Ведь в ней же нет ничего особенного, верно? – настойчиво переспросил Тариэль и, нахмурившись, подошел ближе к Михаэлю.
– Я рад, что теперь с этим покончено, – вставил Иезекииль, но ни Михаэль, ни Тариэль ничего на это не ответили. Михаэль провел рукой по волосам и непонятно выругался. Тариэль видел, что он явно борется с собой. В лице Михаэля отразилось напряжение; он скрипнул зубами.
– Я не знаю.
– Ты не знаешь? – донесся с дивана раздраженный вопрос.
– Да, черт побери. В самой Миле пока что нет ничего необычного, я не заметил никаких отклонений. Но… – Михаэль помолчал, поставил воду на стол и продолжил: – Ашер.
– А что с ним? Ты же сказал, если Тариэль перестанет за ней следить, Ашер сделает то же самое. Ты сам говорил, что тут нет ничего необычного.
– Зак, да знаю я, что говорил! Не нужно мне напоминать! Я только хотел сказать… – Он замолчал и начал предложение заново. – Когда я сегодня встретился с ней и пожал ее руку, то почувствовал кое-что. Меня словно ударило током. Словно змея, защищавшая свою территорию. Конечно, ощущение было, в общем-то, слабым и едва заметным. Обняв Милу, я касался ее немного дольше, и тогда мне все стало совершенно ясно. Он даже не попытался быть скрытным, Ашер ее отметил.
– Этот… – Не найдя подходящего слова, Тариэль стиснул зубы, размышляя об услышанном.
– Что это означает? Почему он это сделал? И почему так открыто? – Иезекииль простонал – видимо, потому что его надежда вернуться к привычной жизни растворилась в воздухе.