Но если такое скрещение состоится, то успех будет громадным. Безверие и апатия уступят место кипучей деятельности. И тут фантастика, старая и молодая, вышедшая на видеоэкраны или оставшаяся в книгах, сослужит свою великую службу. Ведь она очень динамична и целеустремленна, она поднимает на щит деятельных, храбрых, умных. Это вам не надломленные, вечно мятущиеся, лишние люди русской классики. Нет, никто не призывает отправлять русскую классику в архивную пыль, но разве герои Достоевского, Тургенева или Льва Толстого способны сейчас кого-то воодушевить? Вот тут и потребна буйная наша фантастика. Боевая и космическая, научная и промышленная.
Смелая и бесшабашная, она может дать не просто образы грядущего, а ответы на множество вопросов. Кем мы станем? Как победим скверну и нелюдь, что нас пока душат? Как прорвемся в космос — и как поднимем Русь из запустения и вымирания? Как объединим русов всех трех ветвей, великороссов, малороссов-украинцев и белых русов? Что сделаем с Украиной? Как решим проблемы Северного Кавказа? Как преобразим Сибирь и ее дальневосточные рубежи? Как будем побеждать в войнах новой эры — и кого побеждать? Как мы создадим новую расу, став полубогами? И как роботы не убьют людей, а дадут им новое могущество, откроют им гигантские новые сферы деятельности? И как мы встретим жестокую, невероятно бурную реальность второй половины XXI века, когда Земля буквально вскрикнет? Время невиданных жажды, голода, нехватки плодородных земель, свирепой климатической ломки и психических пандемий? Ведь придется спроектировать новую Русь как некий Ноев ковчег, как Империю последней надежды человечества…
Русско-советская фантастика занимает во всем этом особое место. Потому что она — самая близкая к нам по времени Русская Мечта, самая технически продвинутая. Помните, как страны Западной Европы строили свою цивилизацию, опираясь на тексты, предания, обычаи и образы Римской империи? Даже на ее материальные остатки, на фундаменты ее зданий и на ее города? Ведь Европа буквально росла на остатках Древнего Рима, питаясь его эгрегором, его наследием. И материальным, и бесплотным.
Такую же роль для новой Великой Руси сыграют тексты наших фантастов эпохи бури и натиска 1950–1960-х. Ибо позже наступает эпоха торжествующего мещанства и маленьких людей с мелкими страстишками. А фантастика порывается из-под этой коросты отдельными яркими протуберанцами. Конечно, при экранизации старых романов их придется иной раз осовременивать (все-таки технологии ушли вперед). Но это не меняет дела в принципе. А иной раз можно не осовременивать старые тексты — есть ведь и жанр парового панка. Или дизель-панка. Приключения в иных, параллельных мирах. Сталинская боевая фантастика, скажем, имеет неплохие перспективы в мультиплиации-анимации. Было бы желание задействовать волшебную сокровищницу русских грез.
Но что есть у фантастов СССР прежних времен — так это продуманность, основательность, солидность их фантазий. Именно это делает их аналогами древнеримских авторов для тех, кто строил Запад (европейскую и американскую цивилизации). Ушедшие в мир иной, но продолжающие жизнь в своих книгах титаны красной фантастики жили в стране отнюдь не сырьевой, а индустриальной, инженерной, научно-технической. И это давало им невероятную силу — по сравнению с временами нынешними, крикливыми, легковесными и балаганными, временами твиттера и прочих пустопорожних болталок. Нам придется преодолевать последствия наших «темных веков», последствия господства постсоветских трупоедов и сырьевиков, отбросивших русских далеко назад. По сути, нам предстоит некий аналог Возрождения-Ренессанса. И если гуманисты Европы с XIV века пили мудрость из античного источника (великого наследия римлян и эллинов), то нас вдохновят и направят тексты красных провидцев.
— Видишь ли, мой альтер-эго в этой «неправильной» реальности, фантастика — часть культуры. А что она такое? Этакая библиотека, сокровищница знаний, в которую можно заглянуть, сталкиваясь либо с кризисом, либо с опасными вызовами времени. В конце концов, человеческая культура содержит опыт предков, что с вызовами и кризисами имели дело ничуть не реже, нежели мы. А фантасты славны тем, что мысленно ставили эксперименты с теми вызовами, что находились далеко за горизонтом. В отличие, кстати, от «серьезной науки» и обычных литераторов. Ой, как полезно поискать у них нужные идеи для новой Русской Мечты! Наши с тобой библиотеки — и в твоей реальности, и в моей — очень похожи. У тебя вон тоже вижу «Рождение Шестого океана» Гуревича…
— Да, он самый. Недавно перечитывал, — киваю в ответ. — Особенно мне понравились его идеи о научно-исследовательском институте грядущего, совмещенном с опытным заводом. И со скрещением его то ли с монашескими скитами, то ли со сталинскими «шарашками»…