Но дальше враг оборонялся яростно. Бои за Альтдамм шли до 20 марта. Много налетов на этот город произвели бомбардировщики 241-й дивизии. Во время одного из них мужество и геройство проявил командир звена лейтенант Виталий Сорокин. Перед подходом к цели он был тяжело ранен. Осколок зенитного снаряда перебил ему правую руку. Превозмогая боль, истекая кровью, мужественный летчик с помощью штурмана продолжал полет и выполнил боевое задание. Сброшенные экипажем бомбы точно легли в цель. Раненый летчик привел пикировщик на свой аэродром, спас жизнь экипажу и сохранил самолет.
О проявленной стойкости, отваге и мастерстве летчика политотдел дивизии выпустил листовку. Сорокину впоследствии было присвоено звание Героя Советского Союза. В берлинском небе отважный летчик продолжал громить врага.
На Альтдамм мы направляли группы штурмовиков во главе с такими асами, как Герой Советского Союза капитан М. И. Румянцев, Н. М. Балакирев и М. И. Кучинский. Они помогали наземным войскам уничтожать артиллерийские батареи прямо-таки по их заказу. Только за один вылет группа Румянцева, например, уничтожила пять батарей. Со взятием 20 марта Альтдамма уничтожение «померанского шатра» было завершено.
Теперь у нас появилась уверенность, что мы спокойно подготовим и проведем Берлинскую операцию. Мы сможем сосредоточить, во-первых, всю 16-ю воздушную армию против вражеской центральной авиационной группы, да еще с нами рядом две армии соседних фронтов.
Пару слов о действиях авиации союзников. Она продолжала бомбить Берлин и другие города Германии. Г. К. Жуков однажды спросил: какие бы цели дать ей, чтобы она помогла действиям наших войск, вышедших на Одер? Это было в начале марта. Решили предложить авиации союзников разрушить все переправы от Штеттина и севернее. Это для того, чтобы противник не мог отходить и подбрасывать резервы в померанский коридор. Нам сообщили, что удары нанесены. Но у меня сложилось такое впечатление после полетов наших разведчиков, что с этими ударами у них получилось то же, что и при сбрасывании грузов в Варшаву, когда те попадали больше в расположение немцев, чем полякам. И в данном случае переправа у Свинемюнде после вылетов союзников действовала до тех пор, пока мы ее сами не разбили. А мы сделали это, как только начали операцию по ликвидации «померанского шатра».
Во время налетов на опорные пункты врага на севере произошел случай с нашими летчиками-штурмовиками. Я уже не раз отмечал, что самое страшное для авиаторов на войне — это ударить по своим. Такие факты были единичными, особенно в конце войны, когда организация боя, управление и оповещение стояли на высоком уровне. Но иногда случалось непоправимое.
Как-то поздно вечером мне позвонил Г. К. Жуков и строго сказал:
— Твои штурмовики ударили по нашей батарее, и у нас с той частью до сих пор нет связи. Выявите, кто это сделал, арестуйте, привезите ко мне командиров. Будем предавать виновных суду военного трибунала, такие действия — это предательство, они заслуживают высшей меры наказания — расстрела.
Конечно, такая тяжелая весть меня взволновала. Я не стал связываться со штурмовым полком по телефону, а поручил начальнику штаба П. И. Брайко сообщить командиру корпуса, что я вылетел к ним. Добрался до места ночью. На командный пункт были вызваны летчики участвовавшей в налете шестерки. Пришли крепкие, рослые ребята, у каждого по пять — семь орденов. По виду и по прошлым делам — герои, и вдруг такой нелепый факт. Спросил их: как было дело? Они рассказали следующее: летели над линией фронта, неожиданно их обстреляла зенитка. Командир группы скомандовал: разворачиваемся в атаку. Провели штурмовку. Зенитка замолчала. Шестерка последовала дальше и нанесла удар по заданной цели.
Я отпустил летчиков. Потом мне позвонил Брайко и сообщил: наши зенитчики действительно стреляли, они хотели обратить внимание штурмовиков, что выше их идут «мессершмитты». Жертв от удара штурмовиков у зенитчиков нет.
Итак, произошел недопустимый случай необдуманного и скоропалительного решения командира Смягчающим обстоятельством было то, что жертв все же не было. Предстояло всех летчиков везти к маршалу Жукову. Приказал к рассвету подготовить автобус, легковую машину и выехать в штаб фронта Дивизия штурмовиков находилась на крайнем правом фланге, а штаб фронта был в центре, до него часа четыре езды.
Перед отправлением я еще раз посмотрел на летчиков. Они явились все при орденах, в боевой форме, с пистолетами. Командир полка так распорядился. У меня мелькнула мысль: ведь мне приказано их арестовать, доставить в штаб, чтобы судить, а я их везу к командующему при всем параде, с оружием. Но туг же подумал, что не собираюсь отдавать их под суд. Я буду докладывать командующему фронтом, что они виновны, их наказать следует, но не судить. И решил привезти летчиков в полной боевой форме. А они в таком снаряжении еще внушительнее выглядели, один другому под стать.