Крылья победы

И Гарриман, и Бивербрук относились к числу тех политических деятелей Запада, которые понимали важность союза с нами в борьбе с гитлеровской агрессией. Едва ли не самым первым Бивербрук высказался за активную помощь Советскому Союзу в войне, вплоть до посылки английского флота в район Мурманска и Петсамо и высадки английских войск на французском побережье. Необходимость этих и других мер он доказывал и после возвращения из Москвы с конференции, обвиняя некоторых английских политиков и военных в том, что они ждут, «пока не будет пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата из тех, которых мы готовим для вторжения». Пусть это делалось не из любви к Советскому Союзу, а из желания отвести опасность от Англии, такая позиция служила общим интересам в борьбе с фашизмом. За оказание помощи СССР выступал и А. Гарриман. Он привез в Москву письмо от Ф. Рузвельта. В нем сообщалось об отношении правительства США к войне, которую вел Советский Союз. В письме, в частности, говорилось: «Я хочу воспользоваться этим случаем в особенности для того, чтобы выразить твердую уверенность в том, что Ваши армии в конце концов одержат победу над Гитлером, и для того, чтобы заверить Вас в нашей твердой решимости оказывать всю возможную материальную помощь».

Высокий, средних лет и приятной внешности Аверелл Гарриман и пожилой, крупный, не пытавшийся себя держать особенно торжественно Уильям Бивербрук запомнились с первого взгляда. Необычным был костюм лорда Бивербрука — потертый и довольно помятый, никак не подходивший, по нашим представлениям, для миссии, в которой он участвовал. В этом костюме Бивербрук появлялся не только на заседаниях, но и посещал Большой театр, а также приемы, устраиваемые в честь американской и английской делегаций.

В первый день конференция рассматривала общие вопросы. Члены американской и английской делегаций были информированы о положении на советско-германском фронте, соотношении сил воюющих сторон, готовности Советского Союза вести борьбу до победного конца. Закончилось открытие конференции приемом, который нам, некоторым членам советской делегации, пришлось покинуть раньше времени из-за множества дел, которыми мы были поглощены.

На другой день начались заседания комиссий. Были образованы авиационная, армейская, военно-морская, транспортная комиссии, а также медицинского снабжения, сырья и оборудования. В комиссии по авиационным вопросам, в работе которой мне довелось участвовать, американскую делегацию представлял генерал Чанэй. Он остался в моей памяти очень простым, общительным и добродушным человеком. На заседания генерал Чанэй приходил всегда в военной форме и старался быть среди нас, штатских, своим человеком. Думаю, что это даже не было его старанием. Это выходило у него само собой. Как казалось мне, он был очень расположен к нам и проявлял искренний интерес к просьбам, которые касались прежде всего поставок современных истребителей. В большинстве случаев он отвечал:

— Это мы сделаем. Это в наших силах.

Английский делегат по авиационным вопросам заместитель министра авиационной промышленности Англии Бальфур был более неуступчив и, как я мог заметить, стремился не столько к тому, чтобы успешно завершить переговоры, сколько к тому, чтобы, боже упаси, не упустить своего. Иногда, бестактно прерывая генерала Чанэя, Бальфур говорил:

— Нет, это невозможно. Это нужно нам, англичанам. Мы передадим России другие самолеты.

Или:

— Таких самолетов нет у нас самих. Вы, американцы, обещали нам поставить эти боевые машины, а теперь намерены передать их русским. Этого мы не можем позволить.

Но мы отказывались от самолетов, которые предлагал английский представитель, ибо он хотел сбыть устаревшие истребители.

Поведение Бальфура не покажется странным, если принять во внимание позицию, которую занимал тогдашний министр авиационной промышленности Англии Мур-Брабазон, открыто высказывавший надежду на взаимное уничтожение русских и немцев в интересах усиления Великобритании. Видимо, Бальфур в какой-то степени отражал это настроение.

Чанэй, которого не выводили из равновесия и хорошего расположения духа нападки Бальфура, не считал нужным спорить во время заседаний и отвечал на все эти резкости добродушной улыбкой:

— Ну хорошо, хорошо, мы еще посмотрим.

Так проходили наши заседания.

А вечером я приезжал к Сталину и в кабинете или на его квартире докладывал о ходе переговоров. Докладывали о том, как идут переговоры, и другие члены делегации. Сталин никогда не был огорчен нашими сообщениями, видимо полагая, что это только начало, что если о чем-то и не удастся договориться, то это не главное. Сейчас идет разведка, выяснение наших возможностей к сопротивлению, стойкости нашего духа, нашей потенциальной мощи. Сумеем ли мы оказать необходимый отпор фашистской армии, которая перед этим сокрушила все на своем пути?