Крылья распахнуть!

Ференандо не заставил себя ждать. С якорной цепи – на скобу сложенного крыла, через фальшборт… и вот он уже в потоке лунного света стоит перед Марой. Весь в черном, босой, улыбается.

– Один поцелуй, сердце мое!

А Мара уже забыла обо всем. Даже о том, что она на вахте. Всем телом качнулась к любимому.

Он так же пылко принял ее в объятия.

Притянул к себе. Закрыл рот поцелуем.

И сильными пальцами прижал жилку на шее.

Женщина тяжело осела к его ногам.

Ференандо огляделся.

Он был на борту не первый раз. Где каюта капитана – знал.

Второго вахтенного не было видно. Может, даже не понадобится его убивать.

Мужчина бросил взгляд на Мару, лежавшую у его босых ног. Губы Ференандо беззвучно произнесли:

– Дура.

2

Лес. Охотник взводит курок.

Лис пробурчал: «Понятен намек».

С. Е. Лец

Лезвие ножа, точно войдя в щель, аккуратно приподняло щеколду. Убийца придержал дверь, чтобы не резко открылась, не скрипнула.

В открывшуюся щель убийца увидел лишь темноту: магический светильник, о котором рассказывала Мара, был потушен, а иллюминатор закрыт створками.

Чуткое ухо убийцы уловило во тьме сонное дыхание.

Ференандо замешкался на пороге, рискуя быть замеченным вторым вахтенным. Он колебался меж здравым смыслом и тщеславием.

Если он сейчас перережет горло спящему Бенцу и тихо вернется к лодке… что ж, эдон Манвел будет доволен и щедро наградит догадливого слугу.

Но если ему удастся добыть Бенца живьем и представить пред очи «короля без короны»… о-о, какое блистательное будущее развернется перед удальцом Ференандо!

А такая возможность есть! Одно ловкое движение, два-три слова – и мерзавец Бенц не только сам явится в Порт-о-Ранго, но еще и шхуну пригонит!

Это опаснее, чем просто ударить ножом. Но когда Ференандо ду Вега-Тьерра боялся рискованных дел?

Тщеславие напало на здравый смысл и загрызло его насмерть.

Бесшумный шаг за порог… каюта маленькая, до койки три шага…

Второй шаг…

И нога наступила на что-то мягкое, живое.

Раздался гневный вопль – и в босую ногу вцепились когти.

Спандиец мог бы смолчать, получив рану. Но нападение из мрака было таким неожиданным, что Ференандо взвыл.

И слились вместе два голоса. Полный страха и боли крик убийцы – и боевой клич свирепого кота, продолжавшего драть чужака когтями и не дававшего вражеским рукам оторвать себя от добычи.

Этот двойной ор не только разбудил капитана, не только заставил сорваться с коек всю команду – он встряхнул даже трюмных крыс, еще не добитых котом по прозванию Бертран Острый Коготь.

* * *

Эдон Ференандо ду Вега-Тьерра угрюмо стоял на палубе. Бежать он не пытался. Столпившийся вокруг экипаж «Миранды» не дал бы ему даже дернуться.

Кот-победитель сидел на бухте каната и старательно вылизывался. Ни команду, ни изловленного злодея Бертран не удостаивал даже взглядом. Хотя на пленника вполне стоило посмотреть. У Ференандо был такой вид, словно его основательно пытали. Правая нога и обе руки изодраны в кровь, даже на физиономии следы когтей – хотя даже сам кот вряд ли смог бы понять, как он до лица-то дотянулся. По сравнению с этими боевыми ранениями не казалась такой уже страшной скула, подбитая в драке с леташами.

Боцман и Райсул, в отличие от кота, не сводили глаз с несостоявшегося убийцы. В их взглядах читалась судьба пленника, весьма простая и незавидная.

У юнги Олуха вид был такой, словно это его изловили на месте преступления. Боцман успел емко и веско высказать ему свое мнение о вахтенных, под носом у которых по кораблю шастают убийцы.

Боцман понимал, что бранить надо бы Мару. Но язык не поворачивался. На нее и смотреть-то было горько.

Женщина сидела на палубе, глядя перед собой пустыми, мертвыми глазами. Она молчала с тех самых минут, когда ее привели в чувство, рассказали о поимке убийцы – а она взахлеб, громко покаялась в невольном предательстве. Выкричалась – и теперь молчала.

Рядом с Марой, словно охраняя ее, застыли Лита и Филин.

Илв запутался в происходящем, но с уверенностью понял: Маре сейчас плохо. И Филин готов был драться за подругу хоть с целым светом… лучше, конечно, вон с тем расцарапанным чужаком.

– Капитан, ты глянь, что я нашел-то! – подошел к Бенцу погонщик. – Он эту штуку обронил, когда наш Бертран его взял в обработку.

На лопате, которой юнга обычно разбрасывал по палубе песок, Отец осторожно держал гладкую золотистую веревку, завязанную петлей и по концам украшенную черными шариками.

Капитан присвистнул:

– Если это то, о чем я думаю… ну, тогда эта тварь и каторгой не отделается!

– А докажите, что мое! – дерзко откликнулся пленный. – Мало ли какая дрянь у вас на шхуне валяется!

– Что такое, а? – шепотом спросил Райсул боцмана.

Тот негромко объяснил:

– Я так понимаю, какое-то незаконное колдовство. У нас чародеи получают разрешение от властей: кто светильники делает, кто талисманы для лескатов, кто еще что… А вредные для людей штуковины делать запрещено.

Отец услышал и добавил мрачно: