Крылья Севастополя

С тех пор минуло много весен. Рядом с тем старым, но уже ожившим и помолодевшим миндалем выросло много новых деревьев - платанов и каштанов, кленов и дубков, ив и акаций. Тут есть деревья Гагарина и Титова, Жака Дюкло и Пальмиро Тольятти, многих других известных всему миру людей. И на некогда голой, каменистой Сапун-горе зашумел зеленой листвой просторный парк, побежали по склонам ряды игольчатых сосенок. Приукрасился Исторический бульвар с обновленным куполом панорамы обороны Севастополя 1854-1855 годов. Да и вокруг самого Севастополя разлилось зеленое море. Настоящий лес, уже охвативший обширные площади некогда мертвых каменистых земель. С высокой Сапун-горы это особенно хорошо видно.

Косые лучи заходящего солнца освещают голубые бухты, белоснежный город, где-то вдали, в туманной дымке, вырисовываются вершины Крымских гор. В эту минуту припоминаются слова поэта Николая Тихонова:

Угасает запад многопенный,

Друга тень на сердце у меня…

Возможно, кому-то эти слова покажутся чересчур напыщенными. Тому, кто не терял в молодости друзей - тоже молодых, сильных, полных светлых надежд и дерзких стремлений. Мне приходилось терять друзей. И немало. Они сгорели в огне войны. Миша Иванов, Дмитрий Кудрин, Ваня Рыбалкин, Коля Кмит, Толя Куликов, Саша Емельянов, Саша Васильев, Гриша Шаронов, Паша Круглов, Леня Финагин, Женя Акимов, Алеша Пастушенко, Коля Косов - разве всех назовешь? Как-то достал я старую фотокарточку и долго разглядывал ее. Наша группа штурманов военно-морского авиаучилища. [235]

Обычный выпускной снимок: в небольших овалах лица - совсем молоденькие пареньки. Все в летных шлемах, с большими предохранительными очками, сдвинутыми на лоб, все - очень серьезные. Для солидности, видимо. И слова по верхнему краю: «Если грянет бой, мы встретимся снова».

Бой грянул очень скоро. Теперь большинство лиц можно обвести траурной рамкой…

Но не всегда я терял друзей только лишь в боевых ситуациях. Во время перегонки самолетов, попав в снежную круговерть, погиб Константин Михайлович Яковлев. Уже после войны не стало Васи Мордина. Он был командиром полка, вылетел на проверку «слепого» пилотирования молодого летчика. В облаках летчик растерялся, свалил машину в штопор. Мордин дал команду бросить управление, хотел вывести машину из штопора, но ничего сделать не смог - новичок вцепился в ручку управления «мертвой хваткой». С земли приказали оставить самолет, но и на эту команду новичок не среагировал. Радист выпрыгнул с парашютом, а Мордин остался - все надеялся, что летчик бросит управление, и тогда он справится с машиной. Так и штопорили до земли вдвоем…

Но и тех, кто остался в живых, судьба так раскидала, что встречаться удается отнюдь не так часто, как хотелось бы. Редко, очень редко встречался с Сашей Толмачевым. В войну извилистые наши фронтовые дороги то пересекались, то надолго расходились. Иногда мы, воздушные разведчики, подолгу базировались на одном аэродроме с гвардейцами Токарева, взаимодействовали при выполнении боевых заданий, жили одной дружной семьей. Потом снова расставались, и только по сводкам из газет узнавали о потопленных токаревцами кораблях, об уничтоженных вражеских самолетах. И всегда рядом с именем командира Токарева стояло имя штурмана Толмачева. Вместе они летали до 1943 года, затем Герой Советского Союза полковник А. Ф. Толмачев был назначен флагштурманом военно-воздушных сил Черноморского флота. Еще не отгремели последние военные залпы на западе, а флагштурман уже принялся за обучение молодых. Начал с составления аэролоции Черного моря, для чего вызвал в штаб ВВС ЧФ двух штурманов-разведчиков, достаточно хорошо знающих весь обширный район. Так мы встретились снова. И проработали вместе несколько месяцев. По-прежнему он был молод, любознателен, неутомим. Рядом с ним мы всегда чувствовали, как много [236] еще надо учиться, чтобы не отстать, быть на уровне растущих с каждым днем требований.

Вскоре он уехал в военно-воздушную академию, после которой были трудные годы штурмана-испытателя на новой, реактивной технике. Но и этого Толмачеву показалось мало - он поступил в Военно-морскую академию имени Ворошилова. Затем служил на Севере, был преподавателем Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского.

Но все чаще давали о себе знать старые раны, и в 1958 году полковник А. Ф. Толмачев ушел из армии. Было ему в ту пору всего 45 лет.

Он стал капитаном речных кораблей, водил суда по Москве-реке и Химкинскому морю, а тянуло по-прежнему в родную стихию, к самолетам. Летать нельзя? Что ж, он будет конструктором. И он пошел работать в конструкторское бюро известного всему миру ученого-самолетостроителя.

После долгой-долгой разлуки, через четверть века, мы снова встретились. Глянули друг другу в глаза и покачали головами: время, время… За эти годы у Толмачева многое изменилось: выросли дочери, которых я и не видел, когда-то молоденький врач Наташа Муромцева, супруга Толмачева, стала солидным ученым, кандидатом наук, сотрудником научно-исследовательского института.