Крылья Севастополя

Перед каждым полетом им твердили: ваше дело - разведка, [189] а не драка, обходите все опасные зоны, в бой не ввязывайтесь, все внимание - получению ценных данных. Помните: ваши разведданные дороже расстрелянной вражеской автомашины, даже сбитого самолета. «Сорванцы» соглашались, утвердительно кивали головами, но в воздухе часто забывали об этом. Нет, разведку они вели добросовестно, но «попутно» почти каждый раз что-нибудь «прихватывали».

Особенно грешил этим Алеша Гавриш. Ну не мог он пройти спокойно мимо вражеской колонны на марше или железнодорожного состава! При разведке аэродромов обязательно устраивал штурмовки, никогда не уклонялся от воздушного боя. На его счету было больше всего в эскадрильи уничтоженных самолетов, автомашин, паровозов, катеров. И что удивительно - из всех переплетов он выходил целым и невредимым. Летал классно, был истинным истребителем, а кроме того, ему и везло чертовски: ни единой пробоины не привозил! А вот данные разведки доставлял не всегда точные.

- Я тебя от полетов на разведку отстраню, если ты будешь и дальше таким разгильдяем, - говорил ему Новиков.

- Не могу я, товарищ капитан, пролетать спокойно мимо этих гадов, руки сами к гашетке тянутся!

- Отстраню! - повторял Новиков.

Большего наказания для Гавриша он придумать не мог, знал, что без воздуха Алеша жизни не представляет.

Лучшим воздушным разведчиком сразу показал себя Александр Карпов. Неторопливый, уравновешенный на земле, он и летал надежно, без срывов, его данные всегда были достоверны и точны. Это не значит, что он избегал «попутных» возможностей поразить врага. Нет, в нем тоже сидел истребитель, у него тоже «тянулись руки к гашетке», но позволял себе это Карпов лишь после того, как цель разведана и данные переданы по радио.

Однажды он получил задание произвести воздушную разведку аэродромов Керченского полуострова. Карпов знал, что на одном из них постоянно базируется более двадцати немецких истребителей, поэтому решил этот аэродром разведать последним, чтобы от него уходить прямо на свою базу.

Вылетели парой. Шли на высоте 50-100 метров. При подходе к последнему аэродрому Карпов заметил на старте большой самолет, рядом с ним - бензозаправщики. Ясно [190] - готовят к вылету. Два истребителя уже выруливали на взлетную полосу. Медлить было нельзя - успех решали секунды.

- Прикрой, атакую, - передал он ведомому и бросил самолет вниз, в крутое пике. Длинная прицельная очередь. Ошеломленные гитлеровцы бросились в стороны, некоторые так и застыли на земле в неестественных позах. Над стоявшим у старта самолетом взметнулся яркий язык пламени.

Карпова так и подмывало сделать еще один заход и дать очередь по взлетающим «мессерам», но он знал: воздушного боя при этом вряд ли удастся избежать. И Александр, сдерживая порыв, передал ведомому: «Пробиваем облачность на восток!» Истребители нырнули в белесое месиво. Через минуту над ними сверкнуло солнце.

…В первых числах ноября наши войска высадились севернее Керчи, у мыса Еникале, и южнее - у поселка Эльтиген. Погода стояла скверная, море штормило, это усложняло высадку десанта, но мы верили в успех.

Наши «бостоны» и ДБ-3ф по нескольку раз в день фотографировали Севастополь. Через него осуществлялось обеспечение немецкой группировки в Крыму, и, чтобы организовать удары бомбардировочной и торпедоносной авиации, командованию Северо-Кавказского фронта и Черноморского флота необходимо было постоянно знать обстановку в самом порту и на подходах к нему.

В начале ноября мы получили задание провести фоторазведку порта с высоты 5-6 тысяч метров, видимо, с целью выявления зенитной обороны врага. Климовский вызвал наш экипаж. В подражание Рождественскому очень похоже хмыкнул и басовитым голосом Христофора Александровича сказал:

- По долгу службы этот полет поручается вам! (Он имел в виду, что я как начальник аэрофоторазведслужбы эскадрильи обязан выполнять наиболее ответственные задания по воздушному фотографированию.)

Ну что ж, нам так нам! Уточнили маршрут и отправились на аэродром. Полет самый что ни на есть обычный, если не считать высоты, которая является самой выгодной для зенитчиков: и угловое перемещение самолета небольшое, и рассеивание снарядов еще не достигает критического.

Набрали около семи тысяч метров, зашли со стороны Балаклавы, чтобы развернуться над Инкерманом. Погода стояла ясная, солнечная. Даже с такой высоты горы выглядели [191] удивительно красивыми. На огненно-золотом ковре лиственных деревьев отчетливо выделялись ярко-зеленые пятна крымской сосны.

Миня Уткин склонил голову набок, глянул вниз, протянул: «Уж небо осенью дышало…»

- Смотри за небом, а то как бы осколками не дохнуло, - оборвал я его.

- Добро! - беззаботно откликнулся Миня и умолк. Я уже внимательно следил за землей: главное - точно уловить момент разворота, чтобы не проскочить боевой курс.

- Снижайся, - говорю Уткину.

Свист за бортом нарастает, а земля под самолетом ползет очень медленно. Но вот нос самолета накрыл тонкую ленточку реки Черной. Пора!

- Разворот! - говорю Мине.