Крылья войны

– Я ее мертвой не видел. Там и хоронить некого и нечего было… Мы потом на поле закапывали тех, кто на машинах остался. И гражданских тоже… Которых… Страшно или гадливо не было. Ничего не чувствовал, как неживой стал тогда. И гражданских убитых много лежало. Были те, кого взрывами… Их тоже хоронили. Что осталось и что смогли собрать в пыли. Не помню… Помню, что копал, что носил… Свою гимнастерку, бриджи… все потом выбросил – все в крови было. Дети… Из них почти никто не выжил. Много ли малышу надо… Что можно – подбирали… Потом колонна еще подошла… Пехота нам помогла… А что было затем – не помню. Шли мы куда-то. Все шли и шли… «Комэск раз» документы наших на дороге собрал. Раздал всем через неделю. Кому можно было… Ммффоо… – Выдохнув со стоном и закрыв глаза, Андрей еще раз прижал ладонь к левому карману. Сделал трущее движение. – Мне отдал ее паспорт… и комсомольский билет. Кого-то в госпиталь отправили. Костик с ума сошел. Хотели его отвезти, а он убежал… А потом получили машины и на другую «поляну» перелетели…

– А дальше…

– Дальше на своих «эр-зетах» штурмовали эту сволочь. Мстили. Ребята осатанели просто. Об осторожности и осмотрительности никто и не думал. Только ударить сильнее хотелось, убивать их, крошить. Прилетали всего лишь для того, чтобы боезапас взять. За пару недель полк почти полностью «сточился» – остался штаб и техники. Ты про Гастелло слышал? У нас несколько ребят вот так же… На моих глазах… Герка из второй лучше всех ударил – прямо в центр колонны.

– Хреновая машина «Р-Z»…

– Для разведки – еще ничего, а так точно хреновая. Горит как факел. Ни брони, ни пушек. Вон – как «У‑2». Тоже фанерный. Только движок малость мощнее. У нас что ни день, так вместо двух-трех экипажей в столовой стакан водки с хлебушком стоит. Останется у нас машин десять-двенадцать, нам в пополнение кого-нибудь пришлют. На чем только не летали: и на «И‑15», и на «бисе», и на «чайках» штурмовали. Все равно через месяц кончились и пилоты, и машины. Нас направили на переобучение, а полк на переформирование. Там из довоенного состава только комиссар второй эскадрильи и старший техник остались.

– Ты поэтому…

– Поэтому. Не знаешь, что ли? Такие сержантики, если вот только вылупились, живут три-четыре вылета. Они же ничего не умеют, сами порой бьются… А те, кто еще до войны научились, те нормально выживают. Могут целую неделю или даже две протянуть.

Мы уже на мороз вышли. Правильно, от такого разговора остыть надо. А то как-то мне нехорошо стало. Вот и голова снова закружилась.

– Ты, Андрюх… Ты это… Ты же мужик-то крутой, вот и давай!..

– А я и даю – вот поэтому на фронт хочу. А пацанам там не место – им еще надо хотя бы научиться летать.

– Так ты их и учи. Вот получишь эскадрилью и будешь учить, а я чем могу тоже помогу.

– Ну, во‑первых, кто это меня на эскадрилью поставит… А во‑вторых, это тебя еще за компанию с ними учить надо.

– Помнишь, что писал товарищ Ленин? Учиться, учиться и учиться! Вот я и буду настойчиво овладевать знаниями под твоим чутким руководством. А по поводу комэска смотри – Симагин старлей, но его с нами не берут. Ребята говорят, его дело на другой стол переложили.

– Ну и словечко «старлей»…

– Хорошо, «старший лейтенант». Остался из лейтенантов только ты и Белоголовцев, все остальные младшие. В полку теперь две эскадрильи по девять машин, то есть по три звена и плюс пара – управление. Так что тебя точно на эскадрилью поставят.

– Поживем – увидим. Пошли греться!

Грохот и рев двигателей. Наши «птеродактили» ползают по полю. Некоторые с другого края площадки подскакивают и уходят в небо. Потом возвращаются и, попрыгав по полосе, присоединяются к своей братии, рулящей по дорожкам.

Я уже пропел дифирамбы «Илу»? Тогда снова продолжаю. Вот есть в машине что-то такое эдакое. Вот посмотрел на нее и сразу почувствовал. В «горбатом» есть силища, надежность какая-то. Красивая машина. Движок бы на него помощнее. ШКАСы на УБС поменять, ШВАКи уже давно надо заменить на ВЯ. Если последние еще до ума довести. И, конечно, «ох» и «ах», стрелка – воздушного защитника, нет. Там много было причин, почему Илюшин убрал заднюю огневую точку. Даже подозреваю, что на его месте поступил бы аналогичным образом. Все дело не только в защите, а в оптимизации конструкции. Машины со стрелками когда появились? В конце 42-го. А до этого что, Ильюшин с командой в носу ковырялись? Так думаю, что у них рабочий день был не менее чем по двенадцать часов. А то и более. То, что планы ведения военных действий пошли псу под хвост, было ясно уже в июне 41-го. Серьезно считаете, что задачу на дооснащение «Ила» задней огневой точкой поставили только в середине 42-го? Правда?