И это не осталось незамеченным болельщиками «Юнайтед», включая отца Роба и его так называемых приятелей, которые непрерывно бомбардировали Купера упреками за то, что он никак не может выполнить свое обещание — превратить сезон в мучение для вражеских болельщиков.
Конечно же, они правы, Роб знал это лучше других. Беда в том, что он так занят решением остальных задач, что вынужден отложить мучение фанатов на потом. Возможно, настало время заняться ими вплотную. Но как?
Несмотря на всю свою ненависть к врагам, даже Роб понимал, что, преодолев половину пути к цели, было бы глупо совершать что-либо, ставящее под угрозу успех всей затеи, и потому игровую сторону дела трогать не следовало. Аналогичным образом обстояла ситуация с администрацией стадиона. Сотрудники более-менее привыкли к новому президенту — почему бы и нет, ведь им не грозило увольнение по условиям завещания, да и клуб пошел на подъем. В общем, Роб решил не портить с ними отношения. Тем более рабочий процесс наладился настолько, что Купер сократил свое присутствие в клубе до трех дней в неделю плюс матчи на выходных. Свободное время он употребил на то, чтобы поближе познакомиться с компанией, также доставшейся ему по наследству, а еще на игру в гольф. Вообще-то Роб всегда считал гольф недемократичным и крайне утомительным видом спорта, но ему весьма понравилось это занятие. Он пропадал на поле все чаще и чаще, и прежде всего потому, что мог там укрыться от безумия, царящего в «Джордж-парке».
Но фанаты — совсем другое дело. Они всегда занимали центральное место в мыслях Купера и являли собой его законную добычу. Однако после долгих размышлений Роб был вынужден признать: он не в силах придумать ничего, что задело бы фанатов.
Как только Купер взял клуб в свои руки, он поменял форму игроков, заменил музыкальную тему команды, закрыл фан-клуб и изгнал редактора фэнзина. Но все эти действия были восприняты фанатами как вступительное приветствие в войне длиной в сезон, и они продолжали свои нападки как ни в чем не бывало. Ворча и негодуя, Роб признавал, что вел бы себя точно так же на их месте. Враги даже основали новый фэнзин с незамысловатым названием «Пожиратель пирожков», все содержание которого сводилось к шуточкам и оскорблениям в адрес Купера.
Роб намеревался провернуть два мероприятия, которые наверняка разозлили бы фанатов дальше некуда: поменять местами домашний и гостевой секторы на стадионе и запретить продажу билетов на выездные матчи. Однако, к его негодованию, обе меры были блокированы полицией на основании того, что несли угрозу общественному порядку и безопасности.
Роб вздохнул и откинулся на спинку кресла. Впервые за последнее время он почувствовал свое бессилие. Выходило, что Купер не может предпринять ничего существенного, и если его так и не осенит какая-нибудь гениальная идея, то придется сжать зубы и сносить брань до конца сезона. Причем не только со стороны «Сити», но и со стороны его друзей в «Юнайтед». А так как Роб хорошо был знаком с последними, то подозревал, что они будут издеваться над ним и после окончания сезона, скорее всего — до конца его фанатской карьеры.
Но если взвесить все за и против, так ли это страшно? Шесть миллионов фунтов — хороший противовес. Он всегда сможет купить себе отдельную ложу.
Стук в дверь заставил его отвлечься от размышлений, и Роб выпрямился за столом, пытаясь продемонстрировать неутомимую деятельность. К его немалому удивлению, на пороге кабинета появилась Джоан.
— Черт побери, вы постучались. Это впервые.
Она поставила на его стол кружку кофе, но не ушла, а осталась, переминаясь смущенно с ноги на ногу. Роб смотрел на нее в картинном изумлении. Впервые за все время его президентства кофе дымился не в фирменной кружке «Сити».
— Кажется, случилось что-то серьезное, — сказал Купер. — В чем дело? Неужели и эта машина сломалась? Или отменили сегодняшние матчи? Черт, мне больше ничего не приходит в голову…
— Нет, — перебила Джо его словоизлияния.
— О, только не это! Вы увольняетесь?!
— Нет. Но мне нужно сообщить вам кое-что. Думаю, будет лучше, если вы услышите это от меня. Завтра все равно кто-нибудь расскажет.
Необычный, почти испуганный тон секретарши был заразителен, и Роб забеспокоился.
— Тогда вам стоит присесть. Начало настораживающее.
Джоан села, сжала ладони и начала говорить. Через пятнадцать минут Роб уже выезжал на «бентли» с парковки стадиона.
Джейн сидела на кухне и смотрела в чашку чая, когда услышала, что открылась входная дверь. Уже по звуку шагов она поняла, что случилось непоправимое, хотя отчаянно цеплялась за надежду, что это не то, чего Джейн с ужасом ждала всю неделю. Однако выражение лица Роба, когда он появился в кухне, лишило ее всяких надежд. Роб был не зол, а просто сломлен. Таким Джейн уже видела его, правда много лет назад.
— Кто тебе сказал? — спросила она.