После попадания бомбы, при бомбёжке нашего аэродрома в землянку с механиками, жаль мужики были такие молодые, уговорила командира полка отдать приказ вырыть новые землянки для пилотов подальше от поля. Глупо гибнуть не в бою. Уже ставшему лейтенантом Петрову, подкинула идею сварить станины для авиационных пушек от сбитых Илов. Снаряды для них можно брать в соседнем полку. В итоге теперь аэродром защищают пять спаренных установок, плюс две имевшихся зенитки. Так что у них теперь на счету три Ю-87 и один подбитый мессер. Уговорила всех наших пилотов, если кто, где увидит сбитый немецкий самолёт, тут же сообщать Петрову про это место. Результат радует, постепенно каждый наш самолёт наконец-то обрёл свою рацию. Теперь наш опыт перенимают другие полки.
Ребята-соколята мои пообкатались и стали настоящими асами. Хитрыми как Чингачгуки и точными как снайперы. Промахов в бомбометании практически нет.
Жизнь аэродрома идёт и изредка украшается свадьбами. Мои мальчишки влюбляются, бегают вместо того чтобы отсыпаться, на свидания … и женятся. И не возвращаются из полёта тоже. Каждая такая весть остаётся отметиной навечно. Я выменяла запас спирта на немецкий фотоаппарат с большим запасом плёнок и заставила нашего молчи-молчи снимать всех людей на аэродроме. Пусть у людей останется память о войне, годах их молодости. Просто для истории полка. И теперь он фотографирует каждого летчика, каждого штурмана. Всех-всех, от оружейницы до официантки. Пусть у людей будут факты былого, а мы все, кто выживет, будем потом смотреть и вспоминать.
Мать перемать, ну вот сколько раз говорила сама себе и другим, что нельзя строить планы на будущее. Не сбудется. И точно, пообещала вечером потанцевать с ребятами, благо метеорологи сказали, что снег и низкая облачность закроют небо, а не вышло. Сначала на общем построении провели награждение. Мне на мой третий размер девичьей груди рукой особиста Гордеева были навешаны медаль за отвагу и орден красной звезды. Странно, но мне показалось, что его рука словно невзначай погладила место крепления наград? Интересно, что бы это значило? А потом вдруг сразу приказ на вылет, километров за семьдесят за линией фронта нужно забрать человека. Срочно и под вечер. Лететь в это молоко как самой опытной, пришлось конечно же мне. Дали ракетницу, кучу черных ракет, две канистры с бензином на заднее сиденье, и на крылья прикрепили две люльки для раненых. Через час чих-пых и кривым маршрутом вперед на танки.
А ведь нашла я эту поляну, непонятно как, но нашла, горят пять костров пятиугольным знаком качества. Выпалила из ракетницы и с земли мне ответили красной ракетой. Порядок, можно садиться. Поле оказалось достаточно ровным, снег лежал пока тонким слоем, благо сугробов пока не было. Я докатилась до конца поляны, газанула, развернулась, и выключили мотор.
Ко мне подбежали пятеро партизан, в руках двое носилок, у одного руки замотаны бинтами по локти.
– Привет авиации! Значит так, болтать некогда, немцы у нас на загорбках висят, сейчас грузим раненых и лети к едрене фене отсюда побыстрей.
– Поняла. Канистры сюда, вот воронка бензин нужно вылить вот в это отверстие. Сейчас я открою люльки, раненых туда. Полушубки под них и на них, и ноги укутайте. Там наверху, – я показала на небо. – Хороший дубак. Начали!
Самолёт загруженный под завязку, долго разбегался, но мы всё же взлетели. Уже отлетая от поляны, я услышала взрывы гранат и автоматную стрельбу. Боюсь, что для тех, кто остался, это будет последний бой.
Медленно, изредка поднимаясь в туман облаков и выныривая вниз, чтобы определиться где лечу, я добралась таки до линии фронта, и тут можно сказать нос к носу столкнулась с мессером. Этот гад вышел на меня на встречных курсах чуть сверху и успел выпустить в меня одну, но длинную очередь. В мотор слава богу, эта сволочь не попала, но вот человеку в правой люльке точно мало не показалось. Сильно пострадало крыло, и появилась боль в правой ноге выше колена. Как же больно то. Я оглянулась, и видя, что эта летучая змеюка разворачивается, решила уйти в облака. Минут через десять я нырнула вниз и похвалила себя. Подо мной было родной аэродром. Одно плохо, мне стало хуже, слабость и картинка как в муаре. Найдя глазами полосу, я стала снижаться, особо не придерживаясь её центра. Главное не съехать в сторону. Самолёт остановился, и продолжил жить, тихо молотя воздух винтом на холостом ходу, а вот моих сил щелкнуть тумблером уже не осталось. Танцы. Я же сегодня хотела пойти на танцы, мелькнула у меня в голове последняя мысль, и моё сознание потухло …