Увидев себя в зеркале, висевшем в прихожей, наш герой невольно ухмыльнулся. Вид его, в паутине и пыли, был комичным и даже несколько страшноватым. Но нетерпение подстегивало. Не отряхнувшись, Семен зашел в кабинет, быстро развязал бечевку… Плащ был точно таким, каким запомнился ему тридцать лет назад. И — ни пылинки на нем почему-то. Удивившись и устыдившись, Семен разложил крылатку на диване, полюбовался ею, пошел в сени и долго обмахивал свою одежду новеньким веником, а потом чистился щеткой.
Вымыв руки и лицо, он снова посмотрелся в зеркало. «Не побриться ли?» — мелькнула мысль. Но это уже был явный перебор. Не на свиданье ведь торопишься…
Вернувшись в кабинет, Семен Орестович решительно надел плащ и застегнул пряжку — плащ сидел, как влитой. Он хотел посмотреться в зеркало, но вдруг заметил свое отражение в темнеющих стеклах окна. Необычное чувство охватило Семена Орестовича. Описать его он бы не смог, — сперва стоило проанализировать. Но эйфория мешала мысли.
Темный силуэт со смутно различимыми чертами в оконном стекле напомнил Семену статую Октавиана Августа с Капитолия. Он поднял руку в похожем жесте, набрал воздуху, произнес с выражением: «Римляне! Сограждане! Друзья!» — и неважно, что цитировал Семен Орестович, наверное, вовсе не первого императора, а его непримиримого врага Цицерона, да и обращался совсем не к свободным гражданам великого города, а к кладбищенским камням… Потом он плавно повел рукой (наверное, о таком жесте мечтал Остап Бендер, зачитывая Корейко его «Дело») в направлении самого большого памятника, который был виден из окна. Того самого, из цельного мрамора, с поэтичной на куличевский вкус эпитафией: «Как много взяла моего ты с собою, как много навеки оставила мне своего».
На глазах изумленного Семена памятник — коричневый обелиск — со скрипом вылез из земли и рухнул плашмя. А самого Семена внезапно подбросило в воздух, ударило о стену, а потом он оказался на полу в весьма неудобной и болезненной позе.
И почему-то — без плаща. Крылатка лежала на диване и даже была свернутой.
…Плащ был немедленно упакован в ту же замшу и надежно упрятан под диваном, на котором хозяин не спал.
Предчувствия не обманули Семена Орестовича. Крылатка была Силой. Силой не злой, не доброй — Cилой неприрученной.
«Ну, ладно, памятник… — подумал Семен Орестович. — Ну, взмыл — и упал. А ну, как полезут из земли скелеты?»? Он в это, в общем-то, не верил, но — вдруг?..
Жизнь била Семена безжалостно. Не сломала, отнюдь, но очертя голову браться за Силу — нет, этого делать он не собирался голову и потерять…
Семен Орестович впервые со своего появления в Куличе появился в книжном магазине. А потом зашел еще и на развал у рынка — там книг подобного рода было куда больше.
Плащ покоился в укромном уголке, а Семен Орестович лежал на полу, на старой медвежьей шкуре, и, изредка опасливо поглядывая под диван (там, правда, ничего не было видно), читал разнообразную белиберду. Во всяком случае, так он относился к книгам такого разбора раньше. Сейчас… сейчас в голову Семена Орестовича закралось сомнение.