Крыло бабочки (СИ)

Он играл по ее правилам. Все слова, которые срывались с его губ, были адресованы ей. Он стонал от ее прикосновений. Он гладил мягкими перьями ее обнаженную спину. Он восхищался ее телом. Скай в это время оставался где-то на самом дне его сознания. Оба знали, что принц Эраклиона никуда не делся. Но бабочку, казалось, это не волновало.

Она срывалась с цепи, она становилась бешеной и выплескивала на него всю свою неутомимую энергию, пыталась придавить его всей своей силой, но и Мификс отвечал ей взаимностью.

Его шепот ласкал ее слух, а лицо без маски навевало ужас и заставляло ее молчать – замереть, испытывая благоговейный страх, но не дрожать, как могли бы все остальные. Даже тогда, когда он действительно мог причинить ей вред, она не боялась его. Казалось, Баттерфликс всегда была на шаг впереди и имела запасной план на все случаи жизни.

Она предусмотрела все. И потому он никогда не мог переиграть ее. Он пытался. Во время секса он отдавался ей со всей страстью, на которую был способен. Не играл, был собой, приводил ее в такое исступленное состояние, что она, казалось, долго не могла оправиться. Стал ее кошмаром и нестерпимым желанием. Так ему казалось.

И он верил в свою победу. Не понимая, что наступил на те же грабли во второй раз.

Она угнетала его. Чем чаще он кричал ее имя, тем больше умирал внутри, загоняя Ская слишком глубоко.

Она оживала, а он становился угнетенным. Она тянула из него соки. Она прижимала его к земле, давила со всей своей силой, и он боролся, вернее, пытался бороться с ней.

Но в конце концов она одержала победу. Единогласную и безоговорочную.

И вот наконец они дошли до той точки, когда в Мификсе не осталось ничего. Проклятая бабочка выпила в нем абсолютно все. Вытянула все силы, какие только могла найти. Но, что самое страшное, останавливаться она не собиралась. Ей нужно было что-то еще, а этого Мификс никак не мог понять.

Да, ей нравилось мучить его. Но куда уж дальше? Она хотела получить над ним власть? Так получила, король Легендариума прыгает прямо перед ней на коротком поводке. Он может сбежать в любой уголок волшебного измерения, но какой в этом толк, если стоит ей сказать слово и он прибежит по первому зову?

Наступил момент, когда у него не осталось сил сопротивляться. Кривляться, смешить и изворачиваться перед ней. Дразнить ее, чтобы позлить, потому что на самом деле при таком положении больше ничего ему не оставалось.

Наступил момент, когда Мификс уступил.

Наступил момент, которого он никогда не ожидал.

Наступил момент, когда Мификс сдался.

Поник. Устал биться, хотя это составляло его суть. Он стал тем, кем хотела видеть его бабочка. Послушной куклой, марионеткой, которой она управляла. Он потрясающе стонал. Он завораживающе шептал ее имя. Он входил в нее столько раз, она столько раз насаживалась на него. Они занимались сексом и в его истинном почти человеческом обличии, и в личине, которую он придумал сам.

Она седлала его, он держал ее за бедра.

И они соединялись, соединялись, соединялись – два существа, одно из которых желало обладать другим, а то, другое, отчаянно не хотело впускать его в свое пространство. Но они сплетались в этом неравном сексе, в котором игра велась только по правилам Баттерфликс.

И если Мификс раньше еще как-то брыкался, то теперь он сломан. Это видит даже Стелла, но она молчит. Боится что-то сказать, потому что ей намекнули очень ясно: не смей лезть в отношения существ, до которых тебе как до Дракона. И Скай... Бедный-бедный Скай, который с каждым сексом становится все дальше от него.

Скай, чье имя раньше срывалось с его губ, пока он удовлетворял себя. А теперь он шепчет или кричит имя Баттерфликс – имя, которое вызывает ненависть, ярость, злость. Вернее, вызывало. Теперь это просто... Техничность.

Мификс умел жить только по одному сценарию: гореть.

Но бабочка настойчиво заставляла его познавать другой способ существования в этом мире – заторможенное состояние, когда все делается на автомате. Когда почти все чувства отключены, и ты шевелишься только по инерции. Мификс никогда не верил, что может познать это на себе. Потому что даже когда умер Уэлл, когда он ожесточился, Мификс был жив. Он был собой.

А теперь он сломан. Просто стерт в порошок. Развеян по ветру пеплом, из которого никогда ничего не восстанет. Вот так заживо умирает король Легендариума. От рук, от буйствующе-ледяных начал какой-то маленькой бабочки, которая казалась в его мире чужаком.

И эта самая бабочка ворвалась в его реальность, все в ней перевернув и установив свои правила. С последствиями своих ошибок он и расхлебывается. Раньше в его груди еще билась надежда, что она отпустит его, как только достаточно наиграется с ним. Теперь же и она исчезла.

В Мификсе осталась лишь усталая, тихая ненависть, которая не может разгореться бушующим пламенем, потому что просто нечем поддерживать тлеющие угли. Непоседливая птица стала послушной куклой в руках бабочки. Те, кто говорил, что она несет с собой перемены, не врали.