Крыло беркута. Книга 2

Бусай своей безудержной алчностью вызвал в племени негодование, Татигас-бий, чувствуя это, сначала лишь ухмылялся, — ничего, думал, неплохо даже, если племя покажет зубы, чуть-чуть пошумит — со смирных больше берут. Но увидев, что дело может зайти слишком далеко, бий встревожился. Как раз в это время в племени снаряжали в путь-дорогу егетов, которых предстояло отправить в ханское войско. Как бы вооруженные егеты не насумасбродили, беспокоился Татигас. «Можно показать зубы, — думал он, — но взбунтоваться против хана — это уж чересчур. Пришлет, упаси бог, войско, все в пепел обратит. Кара за бунт падет в первую очередь на голову предводителя племени…»

Татигас-бий сожалел, что приехал на пятничную молитву, оставив племя в возбуждении. «Коль начнется заваруха, кто, кроме меня, сможет их унять? — продолжал он свои тревожные размышления. — Как ни суди, чтобы держать народ в повиновении, турэ нужен, турэ!»

Стоя на коленях на молитвенном коврике, Татигас отбивал, как все, поклоны, но не молитва была у него на уме. Задумавшись, он перебрал в поклоне, ударился лбом об пол и едва не вскочил на ноги. Глянул по сторонам, смущенный своим неловким движением, и вновь, уже осторожно, склонился к полу. Почему-то в этот миг вспомнился ему перечеркнутый шрамом лоб Биктимира. Бий непроизвольно пощупал свой лоб. Шишки не нащупал, но вспомнившийся некстати Биктимир совсем испортил настроение Татигаса. «Хай, чтоб тебе пропасть! — разозлился бий. — Надо поскорей избавиться от него! Взять да послать его с каким-нибудь поручением к Бусаю! Баскака он ненавидит, не выдержит — шумнет и сам влипнет…»

Да, не в состоянии был Татигас вникнуть в смысл хоть какой-нибудь части молитвы. Он делал то же, что другие, сгибался, разгибался, приникал лбом к полу, а мыслями был не в мечети, нет, — был среди своих разгоряченных соплеменников. «А может, и хорошо, что я уехал? — подумалось вдруг. — Случись там что — есть оправдание: вызвали в ханскую мечеть. То есть, коль и произойдет заваруха, то произойдет, когда предводитель племени был не по своей воле в отъезде. Скажем, отлупят там слуг хана, завернут назад. Кто зачинщик? Известно, Биктимир. А кто такой Биктимир? Да проезжий… Не-е-ет, не юрматынец он, сторонний человек, случайно в племени оказался… Вот ведь как складно получается! Можно всю вину на него свалить…»

Вылетали из уст ишака-Апкадира священные слова Корана, влетали в уши Татигаса, но не вдумывался в них бий, думал о племени: «Может, ничего там и не стрясется?» И тут же: «Нет, пусть уж какая-нибудь малость случится! Показать, что племя способно постоять за себя, надо! Не худо будет, коль выбьют зубы двум-трем армаям. Да, без меня… Пока я тут, в ханской мечети… Вот как раз на такой случай и нужны люди вроде Биктимира!»

Пока Татигас размышлял о том, что не лишне слегка припугнуть слуг хана, пятничный намаз завершился. После богослужения Ахметгарей-хан припугнул его самого.

— Уважаемый Татигас-бий, говорят, в племени твоем стало неспокойно. Верно ли это? — спросил хан, напустив на лицо слащавую, не сулящую ничего доброго улыбку.

Услышав то, о чем сам только что думал, от хана, Татигас струхнул не на шутку. «Должно быть, получил весть… — решил он. — Не дошло бы дело до большой беды!» Потер лоб, собираясь с мыслями, ответил, стараясь скрыть испуг:

— Когда я уезжал сюда, великий хан, было спокойно. Разве лишь без меня там что произошло… Пока я был здесь…

Чего он добился, нажимая на свое отсутствие в племени, стало ясно сразу же.

— Не только без тебя, Татигас-турэ, но и при тебе, и давно уж, говорят, нарушается порядок.

— Аллах тому свидетель, великий хан, нет в племени Юрматы ничего такого, что нанесло бы ущерб ханству!

— Нет? А может, есть? Подозрительные, скажем, люди…

Татигас растерялся. Хан опять напустил на лицо слащавую улыбку, сказал победно:

— Вот видишь! Прячешь, оказывается, у себя в племени каких-то бродяг! Почему не передаешь их в руки моих армаев?

«Нажил я себе с этим Биктимиром беду! И впрямь, выдай его — не попал бы я в такое положение. А может, еще не поздно? Может, сейчас — самое подходящее время?» — подумал Татигас-бий, но в ответе хану уперся на своем:

— Аллах тому свидетель, великий хан, нет у меня подозрительных людей!..

Старался он выглядеть перед ханом спокойным, а сердце колотилось бешено. И билась в голове мысль, что надо, вернувшись домой, сразу же сказать Биктимиру: «Уйди из племени, пока цел, пока не схватили…» Пусть уйдет, пусть не мозолит глаза!

Только не удалось бию сказать эти слова, не успел сказать.

Полагая, что Татигасу хитрости не занимать, Ахметгарей-хан сам решил схитрить. Бий отбивал поклоны в мечети, а в это время Бусай уже мчался к юрматынцам с армаями. Хан, согласившись с его доводами, дал ему ногайскую конную полусотню, чтоб не только стадо оттуда угнать, но и страху на строптивых нагнать, заодно и тех, подозрительных, схватить. Татигасу сообщить об этом «забыли». Хан намеренно задержал его и после намаза, завел долгий разговор.