Крылов

Путилов приготовился потирать руки и очочки.

Это была серьезная атака, и Крылов писал о ее отражении: «Свой доклад я начал со ссылки на дело гвардейского офицера Вонлярлярского, который, торопясь получить наследство, подкупил доктора Панченко, чтобы тот отравил родного дядю Вонлярлярского; оба пошли в бессрочную каторгу.

— Если миллионер и доктор медицины могли пойти на такое преступление из-за денег, то почему же вы считаете, что какой-нибудь писарек Морского технического комитета, получающий жалованье двадцать пять рублей в месяц, должен быть более стоек перед деньгами и более честен, чем князья и графы? — спросил я у собравшихся.

Дальше я сослался на то, что присылаемые в запечатанных пакетах темы экзаменационных работ для гимназий выкрадываются, печати подделываются, и этими темами гимназии торгуют, предлагая их другим гимназиям. Это делается самым разнообразным образом — через гувернантку директора, через горничную инспектора и т. д.

Обращаясь к Звегинцеву, я сказал:

— Александр Иванович, мы с вами вместе были в Морском училище. Ваш выпуск в складчину подкупил «рыжего спасителя» Зуева, чтобы получить экзаменационные задачи по мореходной астрономии. Задачи эти печатались в литографии Морского училища под надзором инспектора классов, бумага выдавалась счетом, по отпечатании камень мылся в присутствии инспектора и т. д. Однако стоило только инспектору на минуту выйти, как Зуев, спустив штаны, сел на литографический камень и получил оттиск задач по астрономии. Вы лично, Александр Иванович, по выбору всего выпуска списали на общее благо этот оттиск. Ведь так это было?

Сквозь гомерический хохот всего зала послышался робкий ответ Звегинцева:

— Был грех.

Первый вопрос о разглашении сведений был исчерпан».

Два оставшихся вопроса, поданных, правда, не в столь юмористическом освещении, также были исчерпаны: генерал Крылов был орешком, который не поддавался всемелящим челюстям путиловской компании. После заседания к Крылову подошел старый адмирал К.П. Пилкин:

— Спасибо вам, давно я так не смеялся, как сегодня.

И вновь, летом 1908 года, раздались аплодисменты докладу генерала Крылова. На этот раз его убедительную речь, продолжавшуюся 45 минут, приветствовали члены оборонной комиссии самой высшей инстанции России — Государственного совета. Побывав в Русском музее, нельзя не обратить внимания на то, как представил заседание совета И.Е. Репин.

Государственных мужей запоздало заинтересовало вдруг: «Отчего в Цусимском бою наши корабли опрокидывались?»

И далее: «Не ждет ли подобное те корабли, которые скоро будут закладываться на стапелях Балтийского завода?»

Так и подмывало прирожденного знатока русской речи если не начать, то тут же после вступления произнести: «Не хвались идучи на рать…» Но, подумав, не рискнул. Слишком свежа была боль о пяти тысячах погибших моряках, об ушедшем с кораблем Степане Осиповиче Макарове. Лучшая память о них — боевые корабли, которые вот-вот должны были с кальки перейти на плаз, а с него и на стапели… Впрочем, лично для него они сошли с них, он представлял их, каждый в отдельности, до мельчайших подробностей. Он видел их в могучем скоростном движении, слышал, как корабельные форштевни разваливали непокорные морские волны, видел позади них бурунные дорожки от мощных ходовых винтов. Это правильно забронированные красавцы, легкие на вид, как недавние корветы со скошенными мачтами. Нет, ни один из них не перевернется вверх килем от одного попадания ниже ватерлинии — он ручается за это своей честью. К тому же каждый из них снабжен таблицей непотопляемости, позволяющей командиру в считанные секунды принять абсолютно верное решение для спасения корабля. Они сильны, эти завтрашние корабли, наступательным и оборонительным огнем… Они…

Но Крылов не стал живописать. Деловым людям нужны деловые объяснения, и Крылов прибегнул к своему излюбленному способу убеждать сомневающихся — убеждать стройными цифровыми выкладками. При этом он так вдохновлялся, что аудитории не очень уж редко казалось, что перед нею маг.

Крылов убедил, конечно, членов Государственного совета, отбил очередную закулисную атаку. Но вопросы, испытывающие крепость нервов, продолжали задаваться. Кто их истинный автор? Не он ли вел руки чиновников-правоведов, которые, составляя доклад о праве сообщения проектных данных иностранным фирмам, перепутали некоторые статьи? Ну, что за беда? А что произошло с министром, который, доверяя, зачитывал этот самый доклад? А вот что: после произнесения этого злополучного параграфа нашелся дотошный депутат, который выискал истинное звучание «ошибочно» вписанного параграфа. Он же гласил не о корабле, а о наказании за самовольную порубку казенного леса. Как говорится, «в огороде бузина, а в Киеве дядька»: в зале хохот, дотошливому депутату — так ли уж он дотошлив, а может быть, его кто-то нацелил? — аплодисменты, а докладчику — отставка.