Крым

Отец Матвей был страшен. Глаза пучились, вращались в глазницах. Белый клок в бороде сверкал, как нож. Косица на затылке распалась, и черные волосы лезли в кричащий рот.

Федор стоял на коленях, костяной и недвижный. Семен Семеныч закрыл ладонями лицо. Елена и Ирина тихо выли. Солдат Виктор, не вставая с колен, сел на землю и тупо смотрел.

Лемехов вдруг испытал облегчение, почти радость. Он тихо ликовал и любил их всех. И кричащего в тоске отца Матвея, и мужиков, облачивших себя в балахоны мучеников, и женщин, своим воем напоминавших плакальщиц. И Анюту с истерзанным лоном, из которого вышел младенец и уже жил, дышал, подавал голос в этом мире, который уцелел, чтобы младенец взрастал.

Лемехов поднялся и пошел в глубь пещеры, где на матрасе лежала Анюта и рядом с ней, похожий на кулек, младенец. Анюта испуганно взглянула, заслонила собой ребенка. Лемехов хотел сказать ей тихое ласковое слово, но смог что-то неясно прокурлыкать, подражая дельфину. Анюта подняла на него умоляющее лицо. Лемехов осторожно погладил ей волосы, и она затихла от его нежного прикосновения. Он кивнул туда, где горели свечи, стояли на лавке часы и наливался слабой синевой вход в пещеру. Протянул руки, ладонями вверх, приглашая ее положить на ладони ребенка. Анюта поняла, приподняла кулек, положила на ладони Лемехова, и тот ощутил крохотное, почти невесомое тельце, его живую пульсацию, слабое тепло. Повернулся и понес, как несут драгоценность. Анюта, охнув, поднялась и пошла следом.

Он миновал стоящих на коленях богомольцев, вышел из пещеры. Перед ним раскрылся, распахнулся во всей красоте и торжественности утренний мир. Небо над головой еще оставалось темным, и в нем горело несколько звезд. Но восток был оранжево-желтым. Недвижная латунная заря стояла над лесами, отражалась в озерах и реках, безмолвно и величаво, словно и впрямь случилось преображение мира, и он сиял во всей своей райской красоте. Пели птицы, еще невидимые в темном лесу, но уже встречавшие зарю.

Лемехов держал младенца, словно дарил преображенной земле, и земля, и заря, и зеркальные воды принимали этот дар.

Он шел по дороге, останавливаясь, поджидая Анюту, и та поспевала за ним, переводя дух.

Лемехов видел, как из пещеры один за другим выходили богомольцы, облаченные в белые одежды. Федор, Семен Семеныч и Виктор держали на плечах крест, звезду и потухший фонарь, несли их, как крестьяне носят вилы и грабли.

Вслед за ними из пещеры показался отец Матвей, сутулый, немощный, прижимал к животу часы.

Возвращались по дороге в село. Благоухали травы. Солнце еще не встало, но край неба был оплавлен золотом, и от богомольцев в поля убегали длинные тени.

Лемехов нес младенца, и ему казалось, что незримый, взиравший на него Господь отпустил ему один из грехов – гибель его нерожденного чада.

Глава 33

Лемехов продолжал свои странствия, как крохотное пернатое семечко, подхваченное огромным ветром. Его опускало на камни, где было невозможно взрастание. Он падал на благодатную почву, но не успевал укорениться, и его тут же уносило дальше. На него налетали птицы, готовые склевать, но ветер подхватывал его, спасая от хищных клювов.

После пережитого землетрясения, которое разрушило всю его жизнь, он медленно восстанавливался. Но это не напоминало реставрацию рухнувших зданий, расчистку площадей и проспектов. На месте развалин создавался новый город, с иной планировкой, иной архитектурой, не похожей на прежние строения. Он еще не понимал, каким будет этот новый город. Только знал, что существует архитектор, существует сокровенный замысел, и его душа является местом нового строительства.

Он оказался в Якутии, на Лене. Устроился матросом на небольшой теплоход, принадлежавший владельцу пароходства Топтыгину. В эти летние дни Топтыгин гнал на север танкеры с горючим, сухогрузы с продовольствием и машинами. Туда, где геологи бурили скважины, промышленники добывали нефть и алмазы, военные радары щупали небо над Арктикой.

Лемехов на борту теплохода занимался самой черной работой. Драил шваброй палубу. Убирал каюты. Прислуживал хозяину. Во время швартовок набрасывал канаты на чугунные тумбы пристани. Иногда его звал на помощь механик, молодой якут с круглым лицом, напоминавшим пиалу. На ней кисточкой были нарисованы узкие глаза, дырочки носа и рот. Механик регулировал дизель, его масленые сияющие механизмы. Лемехов тяжелым ключом придерживал гайку или закручивал винт, а механик, привыкший к немоте Лемехова, разглагольствовал:

– Мы, якуты, произошли от Чингисхана. Когда Чингисхан шел завоевывать вас, русских, он оставил отряд в Якутии охранять алмазы. Но Чингисхан умер в походе, а вы пришли и отняли у нас наши алмазы и нашу нефть. Но скоро Чингисхан вернется и отберет у вас наши алмазы и нефть.

При этом на фарфоровых скулах якута светились два маленьких алых цветочка.