Крым 1942

Ну что, поползут вперед, попробуют снять несколько мин? Или все же откатятся назад?

Поползли назад…

– Офицер – тот, что слева, четвертый в колонне! Начали!!!

В воздух взмывает осветительная ракета, запущенная Михаилом, и в ее свете я тут же ловлю в полукрест прицела диверсанта, ползущего рядом с командиром. Выдох… Мягко тяну за спуск.

Сухой щелчок вместо гулкого выстрела – и противник замирает на земле. А рядом раздаются частые щелчки наганов, снаряженных «Брамитом», – бойцы в считанные мгновения выбивают замыкающих группы немецких солдат.

Одним точным движением поднимаю рукоять затвора винтовки и отвожу его назад – из магазина вылетает пустая гильза. Тут же посылаю его вперед, дослав, таким образом, еще один патрон, и опускаю рукоять затвора вправо.

В этот раз моей целью становится сам офицер, уже успевший развернуться в нашу сторону и открывший огонь из автомата короткими очередями. Ловлю в прицел его руку и тяну за спуск на выдохе. Без должной практики и снайперской подготовки такой выстрел вряд ли был бы успешен, но в очередной раз срабатывают поднастройки Александра – пуля попадает в локоть правой руки будущего языка, оборвав его огонь.

– Гранаты!

Михаил командует своим ребяткам – и, мгновенно привстав, два бойца тут же запускают в воздух «колотушки», полетевшие в головы вражеского отделения. Я же, вновь перезарядив винтовку, успеваю выстрелить в немца, также замахнувшегося для броска гранаты. Пуля ударила в грудь противника, опрокинув его на спину. А пару секунд спустя гулко грохнули сразу три взрыва…

Последнюю пару патронов отстреливаю по разведчикам, дернувшимся было на выручку к командиру. Оба в цель. Однако язык неожиданно резво вскакивает на ноги и бежит к уцелевшим своим: или немец понял, что его пытаются взять живым, или умом тронулся от страха и потери крови. Но дать ему уйти я не имею никакого права…

– Вперед! Живым брать!

Вскакиваю сам с одновременным запуском еще одной осветительной ракеты, выхватив из заранее расстегнутой кобуры вороненый ТТ.

Со мной синхронно поднимается группа захвата из двух бойцов с трофейными автоматами. На короткой дистанции забега мы выдаем очень приличную скорость, но на границе прохода, вырезанного в проволочном заграждении, вынуждены залечь: нас встречают три короткие автоматные очереди. Боец, залегший слева от меня, грубо выругался – пуля зацепила руку. А вот второй разведчик двумя точечными, ответными очередями по два, максимум три патрона заставил противника замолчать. И тут в дело вступил я, обратившись на немецком к уцелевшему командиру вражеской разведгруппы:

– Господин офицер, вам нет смысла умирать, сдавайтесь! Я гарантирую вам жизнь, оказание необходимой медицинской помощи, неприкосновенность военнопленного!

Переход на чужую речь произошел автоматически, словно тумблер в голове переключили. Причем язык врага срывается с моих губ столь же естественно, что и родной. Н-да, игровые поднастройки – это действительно вещь…

После короткой паузы в ответ раздается:

– Я не могу сдаться младшему, чем я, по званию!

– А в каком вы звании?

Мне действительно это интересно.

– Обер-лейтенант!

– Хорошо, обер-лейтенант, вы сдадитесь равному вам по званию! А теперь встаньте, поднимите руки так, чтобы мы видели ваши пустые ладони, и идите в нашу сторону.

После короткой паузы вражеский командир действительно поднялся на ноги, но показал только левую руку.

– Правая ранена, не могу выпрямить!

– Хорошо, отведите пустую кисть в сторону, чтобы я увидел пальцы.

Немец послушно показал и правую, немного расслабив меня своим послушанием.

А затем вторая осветительная ракета потухла, и прежде чем в воздух взмыла третья, обер-лейтенант опустил левую руку, несмотря на мои требования. Мгновение спустя в свете очередной трофейной «люстры» я разглядел зажатый в ней вальтер…

– Не стрелять!!!

Поздно. Немец успел дважды нажать на спуск, злобно оскалившись, но обе пули достались бойцу, до того столь удачно положившему последнего вражеского автоматчика. А в следующий миг раздался отчаянный вскрик:

– Сашка!!

И прогремевшая слева очередь трофейного МП-40 срезала врага…

Со всех ног бегу к офицеру, иррационально надеясь, что противник всего лишь ранен. И он действительно ранен – смертельно. Кровь густо течет сразу сквозь четыре дырки в животе и из раскрытого рта, жадно хватающего воздух.

– Дурак! Мог бы жить!

Немец с видимым трудом ответил, делая короткие паузы между словами:

– В плену… У большевиков… Не выжить…

– Идиот… Это ложь! В отличие от вас, выродков, мы над пленными не издеваемся!

– Не смей меня обманывать, большевик… Скоро ты умрешь… Вы все здесь умрете…

– Даже не надейся, урод! Раздолбали мы вас! И Берлин в сорок пятом взяли!

Но обер-лейтенант – если это действительно его звание – меня уже не слышит. Глаза его неподвижно замерли, глядя в небо, а дыхание прервалось. Сплюнув от досады, я двинулся к замершему у убитого товарища раненому бойцу.

– Знаешь по-немецки?

Разведчик коротко, но очень злобно посмотрел на меня, процедив сквозь сжатые зубы:

– Нет!

После чего развернулся к павшему и тихо запричитал: